Алессандро Надзари - MCM

«Границ может быть сколько угодно, пока они не барьеры».

«Вы правда не знаете, что будет наилучшим ориентиром на Монпарнасе? И не чувствуете? Вы меня удивляете. Ну же, подумайте, что можно противопоставить белизне Монмартра, как не чёрное зеркало?»

«О да, в этом городе важно обращать внимание на навигационные детали. Порой рю и авеню одного имени, не говоря уже о площадях, могут быть топографически разбросаны. Вот вам пример: рю де Монморанси — обычная улица в третьем округе, а вот авеню де Монморанси — проспектик на Монмартрском кладбище в восемнадцатом. Или — рю де Гренелль и бульвар де Гренелль в соседних округах. Или вот, милейший, как вам Отель-де-Санс на рю Отель-де-Вилль?»

«Я слышала, что управление дирижаблем со всей ответственностью и серьёзностью решила освоить и Элен Дютриё! Уж не знаю, как это удалось провернуть — не во французские же войска она решила вступить? Ах, ну да, ну да, их же намерены и продавать. Но, позвольте, всё равно остаётся вопрос: кто же заказчик? Уж не сам ли? О, ему бы весьма подошло — выше нос уже и не задрать!»

«А по-моему, Гений электричества — Бахус, только от тирса одну раскрытую сосновую шишку оставили, увеличив до его собственного роста, и за спину ему поставили».

«А что вам не нравится? Чугун может быть любого цвета, если этот цвет — чёрный!»

«Какой это год по азиатскому календарю? Металлической крысы? Оно и заметно».

«A pasteuriori — позвольте это так назвать. Только после неутомимой череды опытов, только так».

«Я понимаю, но в вашем предложении банковские перфокарты не могут быть кредитными, только дебетовыми. Без возможности пополнения. Вижу это так. На добротной плотной карточке с логотипом банка и водяными знаками, а возможно, что и фотокарточкой владельца где-нибудь в уголке, — строка с банковскими реквизитами, куда следует обращаться продавцу, строка с записью суммы по выдаче, затем зашифрованная строка, где эта сумма дублируется и верифицируется, ну и место под пустые строки, на которых специальная кассовая машинка отбивала бы списанные средства и сличала баланс на предмет возможности оплаты. Доступными осталась лишь пара сантимов — за новой в банк. Вы мысль-то не стесняйтесь развить».

«Ах, вот как? А слушал ли Виолле-ле-Дюк Перотина, когда реставрировал Нотр-Дам?»

«Город — механизм или организм? Организмы уникальны, скажете вы. Но воспроизводятся-то они по единым для вида правилам! И онтогенезис повторяет филогенезис. А взгляните на города. Какие-то — один унылей другого в своей похожести, не спорю, но какие-то — неповторимы. Если позволите это так назвать, урбогенезис куда занимательней казуистичных „продолжений рук человеческих“ и самих человеков, и зверья, Адамом поименованного. В мегаструктурах, быть может, только человеческие сообщества и разыщут свою уникальность в грядущем столетии».

«Это же самые азы: горгульи — охранники, отводящие лишние потоки и в прямом, и в переносном смыслах».

«Старый добрый бурлеск на службе политической экономии».

«Я скажу, что такое медный город. Это те вечерние часы, когда от скрывающих небо облаков — зачастую этому сопутствует дождь, и можно разглядеть радугу — лучи закатного солнца отражаются так, что меняют направление теней и покрывают всё вокруг жёлто-рыжим налётом».

— А вы им на прощаньице предложите построить меховой дирижабль — и пусть отчаливают к своему полюсу! — Пропищало что-то совсем рядом, и Михаил, замерев, распахнул глаза. В фигурах ничего особо примечательного не было.

— О-хо-хо! Дирижабль-мамонт, вот будет номер! И шуточка эта тоньше, чем ты думаешь, остроумица моя! — «Что за? Я слышу прорыкивающийся сквозь алкоголь русский акцент?»

— Значит ли это, что я заслуживаю поощрения? — мантия прильнула к мантии.

— Ты или твоё дело, а? — несмотря на маски, парочка явно знала друг друга — и близко.

— Ах, не лови меня силками буквоедства! — встала в позу гиацинтовая фигура.

— Ты и так всё время вырываешься на волю, никто тебя приручить не может! — поводила пальцем фигура савоярская.

— Не «не может», а «не способен». Сколько, сколько же скудоумцев мне до того попадалось… И наконец — кто-то с широкими взглядами!

— Надеюсь, это не было не менее тонким язвительным эвфемизмом, касающимся моей стати?

— Ты подобен атланту. На твоей стати держится всё государство. Ах, и не только на твоей.

— Хо-хо, какое милое притяжание. Но уж извини, судьбой кариатиде более подобна твоя сестрица.

— Теперь будь уверен: мой язычок твоей стати будет касаться лишь едким словом.

— Твой раздвоенный язычок, о да!

В скрежещущей записи музыкальный ряд прервала ритурнель, и это послужило сигналом для присутствующих. Кто-то — вроде «утончённой» спутницы — со всеми прощался и собирался на выход, кто-то — вроде слуг — перетаскивал маты и подушки на пол освободившейся бальной залы, кто-то переходил из угла в угол и из зоны в зону, кто-то продолжал не делать ничего, кто-то поднимался на верхний этаж, остальные же к следующей, в скором времени прозвучавшей интермедии уже предавались оргиастической сардонии — не столько для удовлетворения похоти, сколько для сплочения в змеином клубке. Напластование красных мантий на рябящем чёрными и белыми плитками полу производило вид куска мяса, рефлекторно сокращавшегося всеми волокнами, агонизирующего, готового в бесплотных и бесцельных усилиях в ближайшее время истечь соками. Истечь под продолжившую выхаркивать себя из раструбов музыку, в которой теперь искалеченно сопрягались, перекрывали и вторгались в пространства друг друга музыка барочная и ужасная, но притягательная уродством индустриальная композиция; «си» мог взять инструмент вроде клавесина или затянуть «и» сопрано, предваряя гулкое и низвергающее «до» или «го», что сменится рьяным, напористым, машинным «р-р-р».

— Проклятье, эти анархисты — или как их там, «анархитекторы»? — вообще могут создать хоть какой-то порядок, а не разрушить или переиначивать на свой лад, через задницу? Тот корявый звонок на антракт — и тот записанный и сквозь медную клоаку пропущенный. Понимаю, антураж, часть постановки, но… Ох, и зачем я только с этим союзом мирюсь? — «Читай: да, я к тебе обращаюсь, истуканчик».

— Вы слишком строги. Анархисты весьма живо интересуются механикой порядка и стройностью хода, под стать часовой, вот только изобретательская прыть и область их исследований при этом весьма узки — изготовление бомб, которые уже и уничтожают, и переиначивают…

— А и правда! Революционеры то обвиняют в оторванности от народа, то сами же и взрывают, уже в буквальном смысле отрывая и от земли, и от народа, и от… Избавлю вас от подробностей. Да и сами понимаете. По выправке вижу, что вы — человек военный. Но — никаких имён. Напоминаю как новичку клуба «Sub rosa».