Глеб Васильев - Стакан

– Так во что же, если не в вино, превращал воду Созда… – один из оборванцев метким выстрелом заткнул очередного любопытного жителя.

– Очень хороший вопрос, – воскликнул тощий старик. – Наш великий Создатель милостью и всемогуществом своим обращает воду в чудеснейший яблочный сидр, ароматный и янтарно-прозрачный.

– Точно! В сидр, я всегда так говорил, – заверещал Трехручка. – Только в сидр, а не в какое не в вино.

– И я имел обыкновение именно о сидре заявлять господину Куделафию Окстийскому, за что был мучительнейшим гонениями и даже казни почти что подвергнут, – гундосил Бальтазар.

– Отпустите деву Селию Кардиган, – потребовал Халфмун. – Обвинения в ереси, выдвинутые против нее еретиком Окстийским, ничем не обоснованы.

– Вижу, что вы верные дети Создателя нашего, – ласково глядя на осужденных, сказал Шафий Кунский. – Властью, данной мне Создателем, снимаю с вас все обвинения. Ступайте с миром.

– Когда это Создатель дал тебе вла… – попытался поинтересоваться кто-то из горожан, но лучники нового Святейшества отлично знали свое дело.

– Не нравится мне эта новомодная традиция, в соответствии с которой в какое поселение мы ни попадаем, то всякий раз его покидать приходится спешно, радуясь единственно тому, что живы остались, – сказал Бальтазар, оглянувшись на частокол храмовых шпилей Иероманополя, тающих в утренней дымке.

– Угораздило меня связаться с такими типами, как вы, – хмыкнула Селия. – Мало того, что толку от вас ноль без палочки, так еще и опасность приманиваете, как тухлятина мух. Особенно Халфмун, с которым я по-прежнему не желаю разговаривать.

– Я же говорил, что стоит этот город стороной обойти, – попытался защититься Полулунок.

– Тот, с кем я не разговариваю, плохо пытался, был ни капельки не убедителен, да к тому же бросил меня на произвол судьбы, – отрезала Селия.

– Прости, Селия. Я действительно виноват, – сдался Халфмун. – Но как вам вообще удалось в Иероманополь проникнуть? Ведь нужно было знать ответы на вопросы.

– О, с этим, дружочек мой, проблем не возникло, – сказал Трехручка. – Я просто припомнил стишок, который мне в детстве мама перед обедом читала:

Кто не вымыл руки, получит ли обед?

Нет!

А если он помоет, получит ли тогда?

Да!

Обеду за столом ты скажешь ли «привет»?

Нет!

А скажешь ли «какая чудесная еда»?

Да!

Запомнил ли, дружок, ты это навсегда?

Да!

– Неужто привратник о вымытых руках спрашивал? – удивился Полулунок.

– Я ничегошеньки не понял из того, о чем старикан бубнил, – отмахнулся Трехручка. – Зато ответы мои ему подошли отличненько, он аж в пляс пустился, когда их услышал.

– Ничего не понимаю. Сначала незнание о винной мистерии Создателя – грех. Потом оказывается, что знание о ней – ересь, – понуро бредущий Кратис сокрушенно качал головой. – Видимо, я совсем пропащий грешник, и Создатель никогда не откроет моих глаз навстречу свету Его сияющей истины.

10

Ночью, когда мужчины трудились над обустройством привала, Селия глядела на иссиня-черное небо, усыпанное звездным крошевом.

– Звездочка-звездочка, хочу оказаться в месте, где все мне будут рады. Где никто не станет пытаться меня убить, а кто-нибудь очень красивый и богатый предложит мне стать его женой и подарит великолепное платье, – сказала девушка, увидев белый штрих, оставленный на небе падающей звездой.

– Нееет! – крикнул Халфмун. Он смотрел на ту же саму звезду, что и Селия. На эту звезду, указывавшую путь, Полулунок привык смотреть каждый день, и ее исчезновение с небосвода его очень огорчило. Халфмун был готов поддаться отчаянью, но его остановила мысль, что последние пару месяцев он каждый раз точно угадывал место звезды на небе еще до ее появления.

– Эгоистичный самодур. Только о себе и думаешь, – проворчала девушка и перевернулась на бок, собираясь рассерженно заснуть, но громкий вопль «Добро пожаловать в Приходку!» помешал ей осуществить задуманное.

– Привет, братишки, как делишки? – на поляну к ошарашенным и перепуганным путникам из темноты кустов выскочило человекообразное существо.

– Что по чем, куда мы прем? – следом за первым существом выскочило второе.

– Добро пожаловать в ПрииииХОДКУ! – проорало первое существо, после чего громко расхохоталось и повалилось прямо на Селию.

Издав утробный рык, Халфмун набросился на существо, пытаясь оторвать его косматую голову от тела.

– Эй, братишка, ты чего творишь? – второе существо нависло над яростно шипящим Полулунком. – Расслабься.

– Миррр… дррружба… – прохрипел в ослабивших хватку руках Полулунка незнакомец.

– Убей его! Немедленно! Убей-убей-убей! – визжала Селия. В унисон с ней подвывали Бальтазар и Трехручка.

Великан Кратис ладонью отодвинул Халфмуна, после чего поднял обоих явившихся существ за шкирку, как нашкодивших котят: – Кто вы, и что вам нужно?

– Я Лапуня, а это – мой братишка Хвостюня. То есть, наоборот – он Лапуня, а я Хвостюния. Ну, или как-то так, – затараторило первое существо, потешно дрыгая ногами.

– Он Лапуня, а я Хвостюня, – перебило его второе существо. – Или наоборот. Он меня все время путает, потому что он непутевый. Или это я непутевый… Тьфу ты, совсем я запутался.

– Совершенно точно, что кто-то из нас Лапуня, а кто-то Хвостюня, – сообщил первый.

– Да-да, так и есть. Мы никак оба не можем одновременно быть Лапунями или Хвостюнями, потому что э… – второе существо задумалось. – Потому что только один из нас Лапуня, а другой Хвостюня. А нужно нам только одно – мир, любовь и братство!

– Погоди, мир, любовь и братство – это не одно, а три, – вмешалось первое существо. – Нам нужно только три – мир, любовь, братство и дружба… Ого! Четыре получается. Стало быть, нам нужно всего четыре вещи.

– И вкусняшки, не забывай про вкусняшки, – воскликнул второй. – Итого пять вещей.

– Кратис, хоть ты-то можешь убить эту гадость? – поинтересовалась Селия.

– Нельзя убивать людей. Создатель этого не одобряет… кажется, – неуверенно произнес Ясносвет.

– Какие же это люди? – хмыкнула Селия. – У них даже стаканов на головах нет.

– Лапуня точно человек, я в этом совершенно уверен, потому что мне припоминается, будто бы Лапуня все-таки я, – сообщило первое существо. – А Хвостюня тоже человек, потому что он мой братишка. Все люди – братишки. Или все братишки – люди? Ох, сложновато как-то выходит.

– Да. Все. И люди, и братишки, и вкусняшки, – подтвердил Хвостюня. – А стаканов у нас нет, потому что у вкусняшек их нет, и у любви нет, и у дружбы тоже.

– Нет, не поэтому, – возразил Лапуня. – Мы без стаканов, потому что они нам не нужны.

– Несчастные умалишенные человечки, – Кратис вздохнул и бережно опустил Лапуню и Хвостюню на землю.