Глеб Васильев - Стакан

– Нетушки, братишка, никакие мы не несчастные, – вскинулся Лапуня. – Очень даже мы счастные. И уманелишенные.

– И мы рады приветствовать вас в Приходке! Добро пожаловать в лучший город мира! – прокричал Хвостюня.

– Кусты эти что ли ваш город? – хихикнул Трехручка.

– О, братишка, весь мир наш город, – приобняв Трехручку за плечи, доверительно сообщил Лапуня. – Приходка всегда с нами в наших душах, сердцах и… Хвостюня, что у нас еще есть, кроме душ и сердец?

– У нас еще есть братишки, – подсказал Хвостюня.

– Точно. Приходка в наших душах, сердцах, братишках и сестренка. Да, особенно в сестренках и еще во вкусняшках.

– За кого здесь мне нужно выйти замуж, чтобы он избавил меня от этих омерзительных шумных людишек и я бы наконец смогла поспать? – простонала Селия.

– Лапуня, Хвостюня, приятно было поболтать, но пришла пора прощаться, – сказал Халфмун.

– Не-не-не, братишка. Ты что, не слышал, что сестренка сказала? Сейчас самое время поспать, а не прощаться, – заявил Лапуня.

– Обожаю спать и вкусняшки, – поддержал его Хвостюня. – Завтра мы покажем вам Приходку, и вы полюбите ее, не будь я Лапуня или… как там меня зовут?

– Я решительно против того, чтобы спать в компании личностей, вызывающих у меня крайнее подозрение и недобрые ожидания, – сказал Бальтазар. – Вдруг они притворяются сумасшедшими, а сами только и ждут, чтобы вонзить нам в спины ножи, когда мы уснем, повернувшись к ним всей своей беззащитностью.

– Нет у ниф никакиф нофей, – пробубнил Трехручка с набитым ртом. – Только пара булофек была. Вкуфных.

– Когда ты их успел обчистить? – поразился Халфмун.

– Если вы сейчас же не умолкните, я уйду в лесную чащу и умру там от хронического недосыпа, – пригрозила Селия, и не нашлось никого, кто бы смог или захотел ей возразить.

Утром Халфмун проснулся от шума множества голосов. Открыв глаза, он увидел, что на поляне вокруг него и его товарищей сидят и оживленно разговаривают несколько десятков людей. Среди них были мужчины и женщины разных возрастов, общим у которых было отсутствие головных стаканов.

– О, братишка проснулся, – к Полулунку подскочил широко улыбающийся Лапуня. – Добро пожаловать в Приходку!

– Я видела дивный сон, будто бы эти несносные бесстаканцы мне лишь приснились, – обведя поляну хмурым заспанным взглядом, проворчала Селия.

– С добрым утречком, сестренка, – возникнув возле Селии, Хвостюня звонко чмокнул ее в щеку, за что незамедлительно получил от девушки удар кулаком в нос.

– Ух ты! Вот это да, сильно, сестренка, от души, – расхохотался Хвостюня.

– Меня одного беспокоит тот факт, что количество потенциальных неприятелей вокруг нас за минувшую ночь значительно увеличилось? – подал голос проснувшийся Бальтазар.

– Спите дальше, дурачочки, мне же больше булочек достанется, – на краю поляны Полулунок увидел чавкающего Трехручку, сидящего между бесстаканцев.

– Невероятно, я никогда не видел подобного ужаса, – часто моргая, забормотал Кратис. – Кто сотворил это со всеми вами? Какой бесчеловечный монстр мог так изуродовать столько человек, бедняжки?

– Опаньки. Вот и Кратис с ума спрыгнул, – хихикнул Трехручка.

– Скажите, что случилось? Как это произошло? – вскочив с земли, Ясносвет горестно заломил руки. – Что за сила посмела лишить вас стаканов?

– Мой стакан Хвостюня отпилил, – ответил Лапуня.

– А мою кружку Лапуня расколошматил, – сказал Хвостюня.

– Должно быть, с вами двумя это случилось по оплошности, либо по воле злого рока, – проговорил Кратис. – Но как такая беда могла постичь вас всех?

– Да расслабься ты, братишка. Нет у нас никаких бед, – к Ясносвету подошла сморщенная старушка и ласкового похлопала великана по колену, расположенному на уровне ее головы. – Все мы – приходцы, расстались со своими головными стаканами при помощи друг друга совершенно добровольно.

– Не понимаю… Как вы могли так поступить и решиться на такое? Не мне, уроду из уродов, говорить об уродстве, но как вы теперь живете с этим? – простонал Кратис.

– Ты, братишка, просто не понимаешь, насколько эта вселенная прекрасна и наполнена любовью. Сейчас тебе сестрица Ластуня все объяснит, – Лапуня поцеловал седой висок старушки.

– Во вселенной все совершенно – цветы и деревья, звери и рыбы, солнце, луна и звезды, – Ластуня развела крошечные ручки так, как будто бы пытаясь обнять всю вселенную. – И ни у неба, ни у животных, ни у растений нет стаканов.

– Приношу свои извинения за то, что может показаться вам бестактным в моем поведении, однако не могу не высказать своего принципиального несогласия, – перебил Ластуню Бальтазар. – У растений и головы нет. Так что же, человека теперь нужно обезглавить, чтобы он совершенный по вселенским меркам облик принял?

– Какой забавный глупыш, – улыбнувшись, Ластуня потрепала Силагона по щеке. – Если человека лишить головы, тут-то ему и конец наступит. Головой человек ест, пьет, дышит и говорит, а кое-кто ею даже думать умудряется. От стакана же людям никакой пользы кроме вреда нет. У одного стакан огромный, у другого крошечный, у третьего на мыльный пузырь похож, а у четвертого – на ночной горшок. Из-за этого одни решают, что они лучше других, а другие страдают, одни бахвалятся, а другие плачут, но ни те, ни другие не имеют ни малейшего основания ни для того, ни для другого. Все люди равны и созданы, чтобы тянуться к свету, солнцу и радости, как цветочки. Вот только понять это можно лишь тогда, когда от своего злорадства или печали откажешься. А отказаться от этого сумеешь, если от стакана никчемного избавишься.

– Безумие, – прошептал Кратис.

– Не всякий, кого ты не понимаешь, – безумец. Как и не любой, кто не понимает тебя, – дурак, – сказала Ластуня.

– Скажите-ка мне вот что, раз уж вы, неюная леди, такая многомудрая, – сощурился Бальтазар. – Как же вы живете, такие все бесстаканные, равные и радостные, совершенные, как цветочки?

– Очень хорошо живем, – ответила Ластуня.

– Мой дружочек-глупыш пытается вот что вызнать, – между Бальтазаром и Ластуней проворно втиснулся Трехручка. – Что за город такой – Приходка ваша, и где она на местности прячется? Как вы от врагов спасаетесь? Какими делишками промышляете? Откуда у вас булочки такие вкусные?

– Приходка находится везде – в любом месте, где окажется ее житель. Вчера Лапуня и Хвостюня оказались здесь, и было им хорошо, и были вокруг них друзья и Приходка. А сегодня и все другие здесь, и всем хорошо, и вокруг всех друзья, и теперь здесь Приходка. У нас нет нужды прятаться или спасаться, потому что мы, приходцы, живем без врагов с одними лишь любимыми друзьями нашими. Дела наши в том, чтобы жить и радоваться, любоваться совершенством вселенной и красотой всего сущего. Когда мы вместе, нам всегда тепло и хорошо. А что до булочек… Хочешь еще булочку, братишка?