Глеб Васильев - Стакан

– Кратис, прикончи Бальтазара и Халфмуна, – крикнул Трехручка. – Помнишь, как они в глаза врали тебе? Так же они обошлись и со мной, твоим единственным другом. Во имя нашей дружбы и твоей чести ты обязан выпотрошить их.

– Только Создатель и наместник его земной, Его Святейшество Шлафий Кунский, имеют власть решать, кому жить, а кому умирать, – ответил Кратис и тихо добавил. – Однажды я уже преступил через эту греховную черту, и нет мне за то прощения ни на земле, ни в чертогах Создателя.

– Ууу, – Трехручка взвыл, как от приступа зубной боли. – Я на секнудочку запамятовал, какой ты ядерный дурачина.

– Уймись, – посоветовал ему Халфмун. – Ты и так получишь шанс на исполнение самого заветного желания. Разве мало этой награды за то, что ты всего лишь поделился с нами парой кусков жареной сырицы?

– Считай, что в этой схватке ты победил, дружочек, – Трехручка злобно сплюнул под ноги Полулунку. – Но учти, войну я не проиграю.

– Как тебе будет угодно, – пожал плечами Халфмун. – Бальтазар, ты действительно остаешься с приходцами?

– Да, друг мой, пришло время прощаться. Я хотел получить другой стакан. Но глупо продолжать желать этого, если можно получить другую жизнь. Жизнь, о какой я и мечтать не мог. И, к тому же, заплатив за это всего лишь стаканом, от которого и так всегда хотел избавиться.

– Звучит разумно, – согласился Полулунок. – Что ж, прощай, Бальтазар Силагон. Счастливо оставаться.

– Спасибо, – Бальтазар крепко обнял Халфмуна. – Спасибо тебе за все, друг. Я был не лучшим спутником, но я знаю, что сейчас почти что счастлив в первую очередь благодаря тебе.

– Ладно-ладно, не говори глупостей, – неожиданно для себя Полулунок смутился. – Нам действительно пора двигаться дальше.

– Прощайте, друзья. Кратис, Селия, Трехручка… – Бальтазар на секунду задумался. Вдруг глаза его загорелись: – Может быть, нам не надо прощаться? Почему бы вам всем не остаться в Приходке?

– Я должен дойти до конца, – сказал Халфмун.

– Кому должен?

– Всем. И тебе, Бальтазар, и даже приходцам, хоть они этого и не понимают.

– А мне на уши ваша ядерная лапша не липнет, – проворчал Трехручка. – Какой бы веселенькой Приходка ни была, все о ней – то ли вранье, то ли все равно рядом с Экстраполисом не валялось. Вот вернусь в Экстраполис, от души над вами блаженненькими похихикаю.

– Стакан – дар Создателя человеку. Лишать себя стакана, пусть даже такого уродливого, как мой, – великий грех. Вся суть Приходки представляется мне скоплением мерзкой замыслу Создателя ереси, – заявил Кратис. – Надеюсь, Бальтазар, ты сможешь жить с грехом, хоть и не верю в такую возможность.

– А ты, Селия? Тебе ведь даже от стакана отказываться не придется – он у тебя и так разбит, – Бальтазар протянул руку девушке.

– И что с того? – фыркнула Селия, оттолкнув руку Силагона. – Кто мне здесь подарит красивое кольцо и отведет в совершенно особенное место? Кто возьмет меня в жены и устроит потрясающую незабываемую свадьбу с роскошным платьем, которая станет лучшим днем в моей жизни? Лапуня или Хвостюня? Или, быть может, ты Бальтюня? Не смеши меня.

– А вот это жаль, что девка оставаться не хочет, – проговорил Трехручка. – От этой дурочки избавиться очень бы кстати вышло.

На этом долгое прощанье завершилось. Приходцы дали Халфмуну и его товарищам столько пирожков, сколько те могли унести, и путники пошли дальше – туда, куда раньше вела Северная звезда.

11

Чем дальше путешественники продвигались на север, тем заметнее менялись окружающий пейзаж и климат. День за днем Халфмун, Кратис, Трехручка и Селия продирались через низкорослый кустарник с мелкой кожистой листвой и колючками, чередующийся с хвойными рощами. Изобилие дичи, грибов и ягод не давало путникам голодать, но место голода занял другой опасный враг – холод. С неба то лил ледяной дождь, то падали редкие снежинки, а листва и мох по утрам серебрились инеем. Ночи путешественники проводили, плотно прижавшись друг к другу и укрывшись мхом и еловыми лапами. Поначалу Селия была против такого тесного контакта со своими спутниками, но первая же попытка переночевать отдельно от остальных заставила ее передумать.

Исчезновение путеводной звезды окончательно перестало беспокоить Полулунка. Оставайся она на своем месте, тучи, затянувшие небосвод, все равно не позволили бы ее увидеть. Помня, где звезда взошла в свой последний раз, Халфмун воображал ее дальнейший небесный путь, и следовал по нему.

– Я больше так не могу, – сказала Селия. Это были первые слова, произнесенные кем-то из путников за последнюю дюжину дней. – Мне нужна одежда.

– Роскошное платьице изо мха твое мамзельство желает? – хихикнул Трехручка. – Возьми, да сшей его – иголок тут полно. Еловых.

– Кратис, ты же мужчина, – продолжила Селия, не обратив внимания на слова Трехручки. – Найди оленя, лося или другого крупного зверя и сдери с него шкуру. Если я завернусь в шкуру, то, быть может, не умру прямо сейчас.

– Я найду для тебя шкуру, – вызвался Халфмун.

– Кратис, ты меня слышал? – даже не взглянув на Поулунка, спросила девушка.

– Да. Ждите меня здесь, я постараюсь вернуться как можно скорее, – кивнул великан, и скрылся в зарослях ельника.

Проблуждав в лесу около часа, Ясносвет услышал треск ломающихся веток. Следуя за звуком, он вышел к поляне, где увидел огромного медведя, объедающего куст малины. Рядом с медведем в кустарнике резвились два медвежонка. Кратис направился прочь, но не успел сделать и нескольких шагов, как на его спину обрушился мощный удар. Развернувшись, великан оказался нос к носу медведем. Широко разинув клыкастую пасть, зверь издал оглушительный рев и грозно поднял когтистую лапу.

– Вот видишь, как получается? – печально вздохнул Кратис. Утерев с лица горячую медвежью слюну, он обхватил голову животного обеими ладонями и крепко сжал их. Череп медведя хрустнул в руках Ясносвета, как сухая ореховая скорлупка, зверь судорожно взмахнул лапами и обмяк. Жалобно скуля, к ногам великана подбежали медвежата.

– Только и могу я, что убивать творения Создателя, – пинками отогнав медвежат, Кратис оторвал от медвежьего тела смятую голову с вытекшими глазами и мозгом. Затем, надорвав шкуру на груди и брюхе, он стащил ее с туши, как перчатку с руки. Перебросив окровавленную меховую добычу через плечо, Ясносвет понуро поплелся обратно к товарищам.

К удивлению Кратиса, на прогалине, где он расстался с Селией, Халфмуном и Трехручкой, никого не было.

– Все ясно, – с горечью сказал Ясносвет самому себе. – Это был трюк, уловка, чтобы избавиться от меня. Что ж, это справедливо. Я уродлив, и беспросветно черна моя душа. Я позор рода человеческого и достоин того, чтобы быть брошенным здесь наедине с еще одним грехом и руками, обагренными кровью. Видит Создатель, мне некого винить в своем грехопадении, кроме себя самого. Не держу я зла и обиды на вас, друзья мои. Вы и так чрезмерно долго терпели меня. Пусть же добрым будет ваш и путь, и да приведет он вас к заветной цели. А я безрадостно…