Илья Чернецов - Вакуум. История открытия себя

– Дембель?

– Да.

Какой-то стеснительный. Не по ответу, а по поведению. Скромняга.

– Пьешь?

– Можно.– Он достает из сумки пару пива и рыбу.

– Ты поехал в поезде и взял с собой всего пару пива?– Спрашиваю.

– Ну так…

Я наливаю ему водки и он присоединяется к моим возлияниям.

– Где служил?

– РХБЗ.

Пиздец. Это же не войска. Единственный партнер по выпивке и тот из говно-войск. Похуй.

Остальные семь часов пути мы пьем, разговаривая об армии, чуть больше о послеармейских хотелках, добавляясь бухлом на остановках, щипля его рыбу. Не самый классный собеседник и не самый интересный человек, но другого нет. Хоть пьёт.

– Что собираешься делать?

– Устроюсь на работу.– Говорит.– Я хороший водитель.

Охуенное применение жизни. Просто блять безупречный план по сливу единственного что у тебя есть в унитаз. Водитель, с 8 до 18, с понедельника по пятницу. В субботу немного пива, футбол, потом тачка, дачка, детишки, старость, смерть.

Но хоть какое-то ухо.

***

И вот Пермь.

Вокзал, таксисты, цигане, шаурма.

Обожаю вокзальный воздух. Для меня это всегда перемены. Всегда что-то новое.

Даже когда я работал на этом вокзале в ларьке это всегда было ново.

У моего ларька постоянно терлась активная молодежь, либо друзья, либо новые знакомые, местные наркоманы, продающие ворованное. Я назначал здесь встречи, тусовки, свидания. Вечерами я ставил музыку и выходил потусоваться с друзьями. Сюда на свой день рождения приходила одна скин-герл, пьяная в сопли, которая сначала признавалась мне в любви через окошко, потом блевала под ним же. Здесь, в соседнем ларьке мы делали репетицию своего панк-рока с алкоголем, наркотиками и самками.

По ночам в моем ларьке два на два метра я проводил ночи со своими девочками. Сюда перед свадьбой приходила Наташа Гилёва, классная девочка, фигуристая, высокая. Она говорила, что уезжает в Москву, выходить замуж, но готова остаться со мной. Я в тот момент был накурен, поэтому последний раз посмотрел на её отличные титьки с сожалением и сказал что пусть едет. Здесь 14-летняя милашка с третьим размером, выглядящая лет на 18 зашла ко мне по дороге в школу, утром, и сказала через окошко, что давно на меня смотрит и что как насчет потрахаться? Она не пошла в школу в тот день, а я не помню её имени. Запомнил её как дочь прокурора, кем она и была. Здесь я, пробуя новое, дал одному молодому и очень мажористому парню в рот, после чего он влюбился и я еле от него избавился.

Здесь прошла интересная и насыщенная часть моей жизни. И когда я уезжал из Перми, то обчистил этот ларек настолько, насколько смог. Было весело.

Я прохожу мимо своего ларька. В нем сидит какое-то унылое чмо. Для него это просто работа.

Я сажусь в троллейбус и еду к Шурупу.

Раненько, с утречка я возвращаюсь в еще один район, в котором было бурно и весело до армии. В квартиру, в которой прошла еще одна часть моей прекрасной доармейской жизни.

Звоню в дверь.

– Кто там?– Спрашивает Шуруп.

– МВД.– Отвечаю.

– Праститут! Прячься в шкаф. МВД!!!– Кричит за дверью Шуруп, с самого утра наводя артистичную панику, в своем стиле. Корочный типок.

И открывает мне дверь:

– Панк!

Да, он называет меня "Панк", хотя меня зовут Илья и я охуенно тащусь от своего имени, наиболее охуительного имени на свете. Но и я называю его Шуруп, хотя его зовут Евгений. Евгений Шундиков. Ни на кого не похожий, единственный в своём роде Шуруп.

Шуруп открывает дверь и вот она. Община. Слово несколько убогое, но это квартира Шурупа, он вправе называть её как угодно. А так как распоряжается он ею также по собственному усмотрению он устроил тут вертеп. И где-то пару лет до армии я активно в нем тусовался.

Было нечто незабываемое. Тут и фотки не нужны.

Тогда я только уехал от родителей, мне было 17 и я активно изучал границы дозволенного. Тогда это касалось в основном секса и стимуляторов.

А здесь всегда тусовались активные молодые люди, открытые всему новому. Мне тут было самое место. Тут и еще в тонне других прикольных мест, понятное дело.

Это были студенты ВУЗов, будущие профессора, врачи, математики и прочие, которые станут приличными уже совсем скоро, а пока не стали – всё можно.

Мы пили как следует, пробовали наркотики, свободно общались. Без всего того ханжества, моралей, границ приличия. Здесь не было принято обижаться и были открыты любые темы. Любые это значит вообще любые. Тотально. Здесь какой-нибудь еблан мог проснуться с морковью в заднице просто потому, что до этого включал стесняшку. Он мог проснуться от хохота стоявших вокруг него молодых людей, документирующих на пленку его реакцию. Здесь ты мог лишать кого-то девственности, а в этот момент в комнату врывались штук пять парней и девчонок с фотоаппаратом, включали свет, садились рядом и что-то подсказывали. Здесь мне делали пирсинг в губе, после которого весь инст считал меня безумным, потому что тогда вероятность встретить парня с пирсингом в губе отчаянно стремилась к нулю. Напомню – то был 1999 год. Здесь не бывали банальные люди. Здесь было все дозволено и это всегда было весело.

Это называется гедонизм и это лучшее, чему можно посвятить жизнь.

Здесь, в общине, каждый человек представлял собой отдельный мир, со своей собственной философией, своими законами мироздания, своим взглядом на каждое явление в жизни. И этот мир уважался. Здесь не было ни одного выживальщика – обывателя, тратящего жизнь на выживание вопреки своим внутренним стремлениям. Каждый давил какую-то свою тему и из каждого могла вырасти культовая личность при благоприятном стечении обстоятельств.

Богемное было местечко.

Бешеные глаза и длинные, во все стороны торчащие, волосы. Шуруп, какой он есть, открыл дверь.

– Я поживу у тебя дня три?– Спрашиваю, проходя в квартиру.

Вокруг, по полу валяются молодые люди. Спят.

– Конечно.– Говорит Шуруп.– Только я сплю сейчас и не составлю тебе компанию в том, чем ты там собрался заниматься. Если хочешь спать – падай где-нибудь. Мы вчера бухали с КВНщиками, и они попадали у меня на полу, где попало. Вот свиньи!– нарочито с отвращением говорит Шуруп, характерно состроив гримасу. Это его стандартная манера – делать все так, как будто он снимается в сериале.

Шуруп уходит спать. Единственный человек, который спит здесь в одиночестве это Шуруп. И это его привилегия, как хозяина квартиры. Кроме того, Шуруп никогда не спит с девчонками. Это тоже его привилегия, но она мне никогда не была понятна. С парнями он тоже не спит. Он всегда спит один.

В другой комнате на широкой кровати лежит Праститут с чиксой. Почему-то Шуруп на диване, а Праститут на широкой кровати. Кажется это та самая баба, которую он трахал еще когда я уходил в армию. Тревожный звонок.