Арест Ант - Смурь зимняя

Только я настроился на предпраздничную волну и отхлебнул первый ознакомительный глоточек недурственного односолодового вискаря 2, как телефон взвыл дурным лепсовским надрывом: «Только рюмка водки на столе…». У меня под эту кабацкую непотребность собраны исключительно те, кому лучше вообще никогда не отвечать. Себе дороже. Ибо потом печень с селезёнкой долго обижаются и сильно грубят. Но тут вроде праздник и люди могут сподобиться чего-нибудь доброго сказать или пожелать хорошего. А ласковое слово если не обрадует, то немного отвлечёт.

– Слышь, едкий перец, это Моня, – раздался жизнерадостный голос моего старого студенческого приятеля Вовки Неруса. Он хихикнул и забасил как заправский Дед Мороз, – Кто в гостях сейчас у нас? То чухона-контрабас 3 ! Сколько лет, сколько зим был в Россию не ввозим!

– Монь, привет. – рад, что по телефону не видно, как меня перекосило, – Спасибо за поздравление. Домашняя заготовка? Так мы вроде вчера же должны были пересечься? Ты мне клятвенно обещал свой старый должок вернуть.

– Правда? Извини. Из головы вылетело. Совсем. Праздник на носу, сам понимаешь. – в голосе Мони не было даже лёгкого намёка на раскаяние, – Как сам? Уже гуляешь? Где? С кем?

– В норме. Да. В пустой квартире. Один. – кратко, но ёмко ответил я на все вопросы и стал плотоядно поглядывать на стакан. Вискарь вполне себе приличный и моё дальнейшее знакомство с этим «лекарством от тоски» значительно предпочтительнее пустого трёпа.

– Молитесь на меня, Киса! Есть предложение, от которого не отказаться! – его взрывной энтузиазм заставил телефон нервно завибрировать в руке. – Собирайся. Срочно. Пулей. Едем к таким лялям, что ты в слюне своей чухонской захлебнёшься…

– Эй, кончай долбить мне мозг, – прервал я этот истошный словесный поток, – Лично я никуда не собираюсь, валяюсь сам-один в трусах и до курантов имею на нос полный литр отличного вискаря. Смотрю старый силикон и кривые подтяжки на неувядаемых советских телесах. Слушаю забытые в детстве песни. Упьюсь от тоски, но хоть без приключений.

– Это ты мне брось! Сам … без ансамбля. Забудь ты хоть сегодня свои замшелые турмалайские привычки. Раз припёрся в Питер, будь любезен быть настоящим культурным русским! Как встретишь Новый год, так и лечиться будешь. – радостно заухал Моня, – У тебя там, небось, дома искусственная ёлка, скопидом? Вот туда точно припрётся ваш одноглазый Йолопукий с китайскими скороломками! И никакой радости весь год не будет. Вискарь вот свой вонючий добьёшь и под телек закатишься, вконец офинаревший. На всю праздничную ночь. Знаю я таких, насмотрелся. Активность нужна! А тут, прикинь, такие звездатые Снегурочки затомились. Нас ждут. Ей-ей по чесноку! И вообще: «В Питере пить»! Правильный пацан сказал. Но в одиночку – последнее дело. Всё. Я к тебе лечу…

На середине фразы в ухо ударили короткие гудки, а душу стала закрадываться понятная тревога. Последний наш совместный Новый год закончился в рекордно короткие сроки в женской общаге каких-то там хитрых военных телеграфисток или телефонисток. Причём где-то сразу после полуночи. Запомнился он исключительно шумным и позорным нашим выдворением с привлечением проходящего мимо патруля. И эта вся процедура сопровождалась чрезвычайно обидными словами и эпитетами. Моня тогда реально выступил. Его спонтанный сюрприз с засовыванием под бой курантов праздничной шутихи в большую салатницу с солидными остатками оливье был действительно оригинален. Но не вызвал у тех расфуфыренных девиц ожидаемого восторга. Да и нас осколками, вперемежку со шрапнелью от оливье так накрыло, что потом и на метро опоздали, и частники ни в какую не брали. Зато мы сполна вкусили ночную питерскую романтику. До сих пор вздрагиваю от воспоминаний.

Моня ввалился через час. От него несло убийственной смесью водки, коньяка и мерзких духов.

– Ты что это, Год Петуха решил встретить… – я пощелкал пальцами, подбирая слова, – Во всеоружии? Что надушился, я из-за двери унюхал. А вот что губки не подкрасил? Или бы глаза хоть подвёл. Типа: «С Новым годом, петухи»! Введёшь на пару недель модную провокацию.

– А вот вам розовая птичка «обломинго», господа чухонцы, а не наш красный пролетарский петух! – он принюхался к своему свитеру, – Хотя действительно резковато как-то. Это я с нашей новой бухгалтершей потискался, но там пока сплошные непонятки. Да и Новый год за стол зовёт. Пришлось отступить и благородно ретироваться. Да, а на твой наезд. Ка-а-к говорит один мой коллега литовец: «В э-этот год «Один рас – не петухас»!

– Угу, но лучше петух-с, чем петух-ас. Ты бы поправил человека, кабы потом вам обоим за «аса» не пришлось непотребство из булок выковыривать. В подарок от борцов за евроценности.

– Короче, собирайся. А я тебе буду подробно рассказывать что, где, кому и как. И это, трусы смени. У тебя есть какие-нибудь праздничные? С гномиками там, с ёлочками?

– Угу. С популярным в этом году сюжетом «В лесу голубые ели, а гномики терпеливо ждали своей очереди»? Не дождёшься, интриган. Нам такие трусы – в тренд не сдались.

– Может у тебя хоть командировочные резинки заныканы какие-нибудь особо навороченные? С усиками там или особо шипастые? Ну, на худой конец, хотя бы с запахом праздничным?

– Да ты сейчас хоть пожарный шланг на себя натяни – всё одно будет как под ёлкой… Поверь на слово, эти твои духи – зверская вещь. Тебе сейчас как экстрасенсу – толпе насморк лечить.

– Лады, уломал языкастый. Буду соблюдать дистанцию. Собирайся, а я тебе пока культурно свою «дорожную карту» в консенсус введу. Тут я, значит, зачатился с одной клёвой такой милашкой. Да не с одной. Там как у Чернышевского: «Д ве сестрички и мамаша – выбирай, кто будет ваша».

– Моня, ты нашего патриархального Чернышевского в свой блуд не впихивай. Он туда никак невпихуем. Дядька только на раздумья «Что делать?» изошёл, подкаблучник.

– Да? А вот скажи, как мне, одному несчастному, разделиться на это трио? Они мне заочно все нравятся. Что делать?

– Карусель крутить. Побегают барышни лошадками по кругу, раз готовы. У тебя целая ночь впереди – сиди себе и оценивай рабочие органы – авось отберёшь самую выносливую, которой алименты платить будешь. Или представь обратное – вот стремительным коршуном кружит вожделеющий гномик Моня вокруг трёх замерших Белоснежек. А они его игриво подбадривают. Или циничные советы дают, что ближе к истине.

– Ты одевайся-одевайся. Ночь-то впереди длинная, только я не железный. Пока водочка-закуски, шампань-разговоры, так что до звона кремлёвских колоколов точно никакого баловства не будет. – тут Моня встал в позу и жалостливо продекламировал: – А там и сил уж нет и свет зари в сон беспробудный клонит.