Арест Ант - Смурь зимняя

– Слышь ты, Моняйка-балалайка, а я тебе зачем? Там при всех раскладах всё равно лишняя женская единица остаётся. Не оприходованная лаской и оттого обиженная и злая.

– Аппетит приходит во время… или вовремя – ну, ты меня понял. Тут раньше выйдем – там больше вставим. Аксиома нашей жизни. Всё остальное уже на месте сообразим. Может у одной герпес будет или ещё какая уважительная напасть. У женского пола это часто бывает. В нужный-то момент. Иль аспирин мигрени не преграда.

– Типун тебе именно на то самое страдающее место, которым ты всё это задумал. И герпес этот туда же. Для полноты коллекции. Значит так. Первое – чем ближе ночь, тем меньше дружбы. Второе – лично я сижу дома очень тихо сам-один и не ищу приключений. Зато утром как фреш-огурец без всяких трагических воспоминаний. Я ещё прошлый праздник не забыл. Усёк? И через три дня отбываю себе спокойно в своё провинциальное захолустье, в маленькую, но очень гордую страну Европопию.

Моня не стал настаивать, но мелким бесом моментально втёрся ко мне в компанию по совместному распитию вискаря. Он преувеличенно громко и смачно дегустировал каждый глоток, морщился, но причмокивал, при этом постоянно выдавал хвалебные тосты в адрес непревзойдённых островных мастеров. Не прошло и часа, как мы оба вдруг одновременно пришли к выводу, что раз Моня железно обещал, то будет просто самое распоследнее гнусное и подлое свинство не явиться в гости, раз добрые девушки готовились и с таким нетерпением нас ждут. Гусары мы или твари неблагодарные? Да и жрать уж очень захотелось.

Дальше небольшой кусок вечера слегка затуманился и я выпал назад в реальность уже в этой самой мрачноватой трёхкомнатной «хрущёвке». Осознал я себя сидящим с низко опущенной головой, и тупо ковыряющим вилкой в полупустой тарелке, стараясь наколоть одинокую, но прыткую горошинку, постоянно бегающую между размазанных остатков. Видно эта целеустремлённая настойчивость что-то переключила в голове и на меня одновременно навалился цвет и окружающий нестройный шум.

Моня громко заливал, а хозяйки, преданно глядевшие ему в рот, изредка вразнобой прыскали:

– … и тогда Наталья ему этак зло говорит: «Ты опять хочешь перед гостями на своих съёмках вусмерть упиться? Тогда вот тебе моё встречное условие. Хочу шубу на Новый год»! Тут Гоблин вскакивает с колен и радостно вопит: «Дементий, хватай камеру, и мухой в кладовку за свеклой и селёдкой»!

Девицы с некоторой задержкой, но вежливо хихикнули. Я поморщился, однако сдержался, и вместо ненужного критиканства, решил приглядеться к праздничному столу. Целостность салатов уже варварски порушена. Типичная Монина тактика. Разрыть, надкусить и бросить. Одна пустая бутылка водки стоит в уголке и к ней явно скоро присоединится бутылка вина и бутылка коньяку. Зато рюмка передо мной стоит пустая и явно ни разу не пользованная. Как и фужер.

– О, а вот и наш чухонский тормоз очнулся, – бурно отреагировал Моня, – А то мы всё одни, да одни. Совсем заброшены таким задумчивым челом. Правда, мои Снегурочки? Давай свой тост, Склифо-финский. Новогодний и без ваших затягиваний. Ба, да у него рюмка пуста! Штрафную! А потом опять все начнём знакомиться на брудершафт. Или снова, но снова.

Вместо рюмки мне подсунули резной хрустальный стакан, с бережно сохранённой золотистой этикеткой из социалистической Чехословакии. Щедро налили водки.

– Тост. – я лихорадочно попытался вспомнить что-нибудь весёлое, но голова никак не включалась. Пришлось отделаться тягучей канцелярщиной, – Новый год нужно встречать без долгов, без обид и без проблем! Хочу всем пожелать не только встретить, но и провести весь этот наступающий год в таком духе! Kippis! Ура!

– Ну ты и гад, – внятно пробурчал Моня, – Мог бы хоть здесь не напоминать. – тут он подхватил вилку и постучал ею по своей рюмке, – Пей до дна, не сачкуй, а не то получишь… ха-ха, новую штрафную!

Пока я давился тёплой водкой и искал чем забить её отвратительный сивушный привкус, Моня повторно накатил себе, и несколько сбивчиво сообщил:

– А я вот успел в старом году свою последнюю обиду ликви-диро-вать. – он немного помучался с последним словом, но дальше пошло вполне внятно, – Это им за мою так гнусно замыленную годовую премию. У нас шеф, кобелина московская, сподобился намедни мелкий сабантуйчик на точке замутить. Немного перебрал и такой спич закатил, что сам слезу пустил. От переполняющих лично его «патриватических чуйств» . Жена его, та ещё совладелица подколодная, барственно этак подсела к «народу», да от умиления самое весёлое клювом прощёлкала. Я её телефон тихонько этак стянул. Слюнявую сценку заснял и фото со стишатами на центральный сайт компании закинул. Потом телефон назад ей в сумочку аккуратно положил. Чин-чинарём. Пусть потом вместе повеселятся после своих тропических островов. Да и стишата получились неплохие. Мои. Почти. Главное, что жизненные : «Новогодняя снежинка зацепилась за бокал. Дед Мороз Снегурку лапал, шеф при жёнушке страдал».

Моня гордо всех оглядел и, не дожидаясь девичьих восторгов, лихо опрокинул рюмку. Подцепил симпатичный маринованный грибочек, обнюхал и торжественно отправил в рот.

– А теперь, красавицы, смена блюд, а потом полный брудершафт и начинаем игривые игры! Только пусть сначала наш задумчивый философ ещё штрафную получит, а то слишком нудный. – Моня злорадно ухмыльнулся и стал, слегка постукивая горлышком бутылки о край, медленно заполнять мой стакан, пока женская тройка суетливо перемещалась на кухню.

– Будешь знать, как портить праздник, – зашипел он мне тихо, – То ломался: « Ах, я не такая, я жду трамвая », а потом начал: «Давай в бар заскочим, боевой градус повысим, веселее будет» . И что сейчас? Затаился, что твой кукушка-снайпер во льдах. Выбирай цель, не отлынивай. Я уже иссяк один тут париться. И вообще, нечего рожу кривить, когда я свои байки травлю. Мы тут все в Питере либо самого Путина вблизи видели, либо с Гоблином в одном дворе с детства росли. Такая вот у нас неразрывная родоплеменная связь.

– Ты и без гармошки начудишь, – вяло возразил я, но тут же обречённо вздохнув, частично признавая свою вину, и с натугой одолел стакан. Сдержал подозрительные спазмы желудка и крепко ухватился за уже обгрызенный ломоть чёрного хлеба. Сначала старательно занюхал, а потом стал медленно пережёвывать маленький кусочек. Ни облегчения, ни поднятия настроения что-то не наблюдалось. Зато опять стала неотвратимо наползать тяжёлая дремота.

Дальше – только смутные воспоминания о безуспешных попытках всунуть мне очередную рюмку в руку, какие-то противные мокрые чмокания и подозрительные тормошения. Затем может я сам перебрался, а может меня, чтобы не мешал, усадили на этот диван, но зато окончательно отстали. В середине ночи я ненадолго очнулся от шума новых гостей, ввалившихся с поздравлениями. Машинально выпил подсунутый стакан. И всё. На этом для меня празднование окончательно завершилось.