Пётр Самотарж - Несовершенное

Труд был набело завершен к часу дня, черновые листки остались на полу, окончательный вариант лег в папку, та разместилась под мышкой у Самсонова, а сам он вышел в коридор и столкнулся с Алешкой. Тот стоял прямо за дверью и, видимо, смотрел на нее, потому что Самсонов, открыв эту дверь, сразу уткнулся взглядом в бессмысленные глаза печального соседа. Журналист молчал ошарашенно, Алешка – собираясь с мыслями. Наконец, последний сказал:

– Ты че у меня кассету-то крутил?

Николай Игоревич рассвирепел, выматерился в сердцах, после чего в самой нелицеприятной форме предложил извращенцу найти работу и не пугать людей.

– Нашел дурака – на дядю горбатиться. Я че пришел-то: ты ведь в газету пишешь?

– Пишут в газету читатели, а я там работаю.

– И че, про Первухина пишешь?

Самсонов второй раз за утро вздрогнул от неожиданности.

– Ты был с ним знаком?

– А то! Я морду ему бил.

– За что?

– За дело.

– То есть, за девчонку?

– Точно, за бабу. А че ты про него пишешь-то? Написал бы лучше про меня.

– Когда тебе мемориальную доску откроют, обязательно напишу. Если тоже мне поручат. Стану главным городским специалистам по местным мемориальным доскам.

– Не дождешься.

– Так когда ты его бил?

– А я помню, что ли? Я день не записывал.

– Ну, в школе еще?

– Конечно! После школы я его и не видел.

– На танцах?

– Да вроде.

– И как все вышло?

– Да друган у меня был, телку свою хотел поучить, а этот козел влез.

– За что поучить?

– А чтобы не динамила. Сучка такая, сказала ему, что, пока от нас не отстанет, ему ни хрена не обломится.

– От кого "от вас"?

– Ну, компания у нас была. Она с ним гуляла, гуляла, но не давала ни в какую, а потом выступила с такими заявочками!

– А что у вас за компания такая была? В ментовке часто ночевали?

– Да ты че? Какая ментовка? Ты на меня не смотри, это я сейчас бичую. А тогда рассекал с пацанами по Бродвею в полном прикиде, телок пользовал направо и налево.

Бродвеем в начале восьмидесятых на молодежном жаргоне называлась, разумеется, главная улица города, Самсонов и сам так называл ее в пору своей юности. Теперь он смотрел на Алешку и думал о невозможности случившегося. Надоедливый скудный умом сосед как бы случайно оказался причастен к сюжету порученного незадачливому журналисту очерка. Подобный авторский прием в литературном произведении Николай Игоревич без тени сомнения счел бы чрезмерной натяжкой. В происшествии ему увиделась и другая сторона: в последний вариант очерка новая история не помещалась никоим образом. С одной стороны, она укладывалась в рыцарский образ, с другой -объяснение сложного устройства личной жизни юной Светланы Ивановны займет недопустимо много места. Можно применить прием упрощенчества: пусть она станет жертвой нападения неизвестных хулиганов. Сроки поджимают, но можно попробовать втиснуть абзац-другой уже в редакции, на компьютере.

– Ну так че, ты о нем из-за этой доски пишешь? – напомнил о своем существовании Алешка.

– Написал уже, – бодро ответил ему Самсонов. – Извини, мне давно на работу пора. Кстати, а как его звали?

– Кого?

– Того другана, который телку хотел поучить.

– А зачем тебе?

– Подумал – может пригодиться.

– Перебьешься.

– Чего ты? Срок давности истек давным-давно, да и не напишет сейчас никто никакой заявы.

– Ну и что, причем здесь заява.

– Что, до сих пор его боишься?

– Кого это я боюсь?

– Другана своего. Сколько вас было-то там?

– А тебе какое дело?

– Я же о нем очерк пишу. Ты вот подкинул новенькую информацийку, надо ее вставить.

– Щас, вставил один такой.

Алешка перешел на обсценную лексику и проявил признаки агрессии, надвинувшись на Самсонова и отбросив его предупредительно вытянутую вперед свободную от рукописи руку.

– Рехнулся, что ли? – возмутился журналист, но в ту же секунду случилось непонятное. Он словно потерял равновесие, а также ориентацию в пространстве вообще, сделал несколько шагов в сторону по коридору и присел на корточки. В голове звенело, нижнюю челюсть с левой стороны пекло жарким пламенем, мысли спутались.

– Что, не нравится? – поинтересовался Алешка.

Самсонов вернулся в себя, поднялся на ноги, и не глядя на врага, молча поспешил к выходу, оставив свою чужую комнату распахнутой настежь.

На улице по сравнению с утром все изменилось. Дождь закончился, солнце слепило глаза и серебрило усыпанные капельками листья кустов, журналист излучал мужество и решимость, поскольку никто не видел его позора.

В редакции первой встретила Николая Игоревича Даша. Она улыбнулась ему, сидя на своем месте и продолжая печатать вслепую:

– Пришел? У нас тут прошел слух, что и ты исчез.

– Как видишь, нет. Мне еще минут двадцать надо, настучать текст на компе.

– Ничего не выйдет, у вас там Козлов трудится с самого утра, аж пар валит.

– И что, я во всей редакции свободного агрегата не найду? Смерти моей хотите?

– Не переживай так, не нужен тебе компьютер.

– Как это? Предлагаешь подождать, пока чудесным образом само не напечатается?

– Не надо, чудо уже свершилось. Ногинский приходил, текст оставил и уволился. Но очерк пошел в набор.

Самсонов стоял перед Дашей и молчал, переживая богатую гамму чувств внутри и ничем не проявляя их внешне. В собственном самообладании ему виделось нечто самурайское.

– Уволился? – выдавил, наконец из себя одно слово раздавленный обстоятельствами журналист, сжав пальцами с побелевшими суставами злосчастную папку.

– Уволился.

Николай Игоревич не мог понять причин, понудивших конкурента сделать гадость за пять минут до удаления с поля журналистики. Он несколько минут продолжал стоять перед беззаботной Дашей и тихо удивлялся полному исчезновению любых мыслей и эмоций из его никому не нужной головы.

Затем он без стука ворвался в кабинет главного, полный благородного гнева и желания выместить на ком-нибудь свою беспомощность. Тот встретил бунтаря весело и хладнокровно, довольный произведенным эффектом. Поинтересовался успехами, снисходительно улыбнулся на рассказ об успешно преодоленных препятствиях и объяснил, что первым задание все же получил Ногинский, он же первым его и исполнил, хоть и с опозданием.

– Ты на подстраховке неплохо выступил, – неуклюже попытался одобрить неудачника главред.

– Могли бы мне сказать насчет подстраховки, – дрожащим от возбуждения голосом ответил тот.

– И тогда ты бы проявил то же самое рвение? В любом случае, ты и сам не маленький. Мог догадаться, что при прочих равных условиях я отдам предпочтение Ногинскому. Не переживай, ничего страшного не случилось. У тебя еще все впереди.

– Слишком долго у меня все впереди, пора бы чему-нибудь оказаться и позади.