Оак Баррель - Десять поворотов дороги

Из узкой горизонтальной бойницы у ворот свешивалось на веревке белье, находчиво размещенное там то ли на просушку, то ли, напротив, – для полоскания под нескончаемым дождем. Над бельем этим, отпихнув ставню, возникла взлохмаченная женская голова, обремененная свисающими кудряшками. Гумбольдт приветственно помахал ей рукой, выпростав последнюю из-под покрывающей его ветоши. Единственная свидетельница пришествия презрительно сплюнула, не уловив торжества момента, и добавила к выцветшим кальсонам пару треугольных пеленок.

Говоря в целом, с общих наблюдательных позиций, было бы преувеличением считать, что каждый клочок земли в столице стоил безумных денег, хотя это и справедливо для большей ее части – просто каждый такой клочок был занят чьим-то задом или ботинком, который ни в какую не хотел сдвинуться. Проще говоря, даже в нищих восточных кварталах Сыра было не протолкнуться ни днем ни ночью, не считая пары предрассветных часов, в которые рабочие еще не встали, а воры только ложились спать.

Любому путешественнику, решившему остаться здесь надолго, предстояло освоиться в этой неписаной географии, которая делит город не на улицы и районы, а на известные жителям сектора, нарезаемые невидимой рукой по дороговизне, благоустройству и безопасности, находящимися в прочной связи между собой.

Пришельцы, покамест далекие этой науки, миновали никем не охраняемые ворота и начали подъем по одной из расходившихся в стороны улиц в надежде найти приют после долгого путешествия. В последние несколько дней, увлеченные азартом пути, они почти безостановочно продвигались в сторону столицы, вконец измотав себя и лошадь, с трудом тащившую за собой повозку. На лицах читалось только одно: какой хрен мы это затеяли? Обувь разлетелась в ошметки, а постоянно мокрая одежда слежалась до такой степени, что снимать ее приходилось целиком в надежде хоть немного подсушить у костра. Надежда эта, по большому счету, не оправдывалась, и на рассвете вы получали ровно то же, да еще и холодное, как щека покойника.

Широкая улица, ведущая от ворот, быстро разошлась на капилляры узеньких переулков, верхние этажи домов в которых почти соприкасались карнизами. Утром можно было поздороваться за руку с соседом из дома напротив, сидя за столом у себя на кухне. Между многими обшарпанными конурами в самом деле были уложены широкие доски с веревочными перилами или без оных, служившие мостами для обитателей чердаков. Весьма остроумное усовершенствование, немало экономившее время любовникам и ворам.

От всего этого хитросплетения стен, переходов и балконов внизу царил почти полный мрак, а неподвижный воздух, что использовался поколениями от отца к сыну, обладал помимо запаха собственным болезненно-коричневым цветом и, не удивимся, прескверным старческим характером.

– Ну… что теперь? – спросил сам себя Хвет, когда от осыпающейся стены отделилась сутулая растрепанная тень, направившись в сторону повозки.

Его рука медленно потянулась к поясу, на котором висел нож. Потом еще нож. И еще несколько узких метательных ножей в кармашках на спине. А также шило с деревянной ручкой и легкий медный кастет, подогнанный по руке. Бежать в узком изогнутом переулке было некуда, и что бы ни грозило свершиться, теперь этого было не миновать.

Бандон стянул с себя отяжелевший плащ, являя миру ядовито-желтую рубаху с ободряющей надписью «Не ешь натощак!», и сунул его в повозку.

Тень на секунду остановилась, словно осмысливая увиденное, а затем продолжила зигзагами двигаться навстречу. Сама она не выглядела угрожающе. Оптимизма не внушали еще четыре, мелькнувшие у нее за спиной. Если хотя бы у одной из них имеется арбалет, желтую майку Бандона будет несложно перекрасить в красный.

Из-под конской морды перед Хветом вырос сутулый человечек в лохмотьях и с целой связкой цепей и амулетов на шее и запястьях с воспаленной шелушащейся кожей. Его рот в струпьях был кругло открыт, а дебиловатые глазки щурились во мраке, как от яркого света, сочась ненавистью.

Тени за ним тоже пришли в движение, не особенно скрываясь от потенциальных жертв. Одна из них что-то отрывисто сказала другой, и та метнулась на противоположную сторону переулка. Было ясно, что уродливый бродяга лишь тянет время, чтобы остальные удобнее приготовились для атаки.

Хвет неожиданно и сильно толкнул чужака в грудь, не дав ему проронить ни слова. Тот кучей тряпья свалился в лужу, проехав в ней на спине и став, безусловно, гораздо чище от соприкосновения с водой. В переулке послышался неприятный смешок, а сутулый в луже зашипел как змея, тряся взлохмаченной головой.

Несколько секунд ничего не происходило, пока в Бандона с крыши не полетел камень, в кровь пропахав плечо.

Тени как по команде неспешно двинулись вперед, вынимая спрятанное оружие, когда впереди раздался приглушенный цокот тяжелых, добротно подкованных копыт. Кляча, до того смирно стоявшая под дождем, громко заржала, вскинув морду, и с треском въехала повозкой в стену табачной лавки. Уже напавшая было на труппу шайка, испустив в воздух несколько воняющих, как сточная канава, ругательств, мгновенно растворилась в тумане. Над головами громко хлопнула затворяемая ставня.

Очень скоро из-за поворота прямо на растерянных комедиантов двинулась лавина черных всадников с плюмажами. Бандон едва успел отвести кобылу, убрав ее с дороги вместе с повозкой в какую-то подворотню.

Строем по двое не меньше полусотни стражников с каменными лицами проскакали мимо, даже не взглянув на притаившихся оборванцев.

Сбитый с ног Хветом сутулый человечек явно был ненормален или глух, как колода, или то и другое вместе. Он все также валялся в луже посреди переулка, плюясь и молотя в воздухе кулаками. Подельники, убегая, даже не позаботились его окликнуть, оставив на произвол судьбы. Строй воинов, не сбавляя хода, прошелся по нему, оставив за собой ком красного от крови тряпья. Бедолага даже не хрустнул как следует, мгновенно превратившись в хлюпающее месиво.

Ошарашенная труппа выбралась из укрытия, гадая, какое еще безумное приключение можно втиснуть в неполный час, что они находились в городе.

– Я туда не пойду! – наотрез отказалась Аврил проследовать мимо растоптанного тела. – Обойдем кругом по другой какой-нибудь улице. Какой кошмар! Они даже не пытались остановиться или объехать… А лошади? Нормальная лошадь не топчет человека, как сухостоину! Конь под этим уродом с перьями даже ноздрями не повел! Ты видел, Хвет? Что это, а?

Парень только пожал плечами, констатируя непостижимость столичных нравов. Самого его немало занимала перспектива снова встретиться с новыми знакомыми, временно отступившими в переулок. Что до оборванца на дороге, то, судя по всему, служители закона и правопорядка в Сыре-на-Вене были гораздо опаснее тех, от кого защищали общество. Еще один важный вывод – положим в копилку и двинем дальше.