Оак Баррель - Десять поворотов дороги

Что за неведомая сила собрала в кулак толпы непримиримых врагов, уму непостижимо. Если воспламенившая вдруг оба лагеря ненависть к людям, то изрядно подкрепленная чем-то еще. Люди веками жили бок о бок с первыми и вторыми. Не сказать чтобы очень мирно, но жили как-никак, сторонясь друг друга, делая вид, что соседа не существует вовсе, – иногда это самое лучшее, согласитесь, для поддержания гармонии отношений. С троллями же гномы воевали испокон веков, желая друг другу одного – полного и окончательного истребления.

Набравшийся эля сотник напирал на Кожана, размахивая обоюдоострым топором, и кто знает, во что бы все вышло, если бы пьяный гном не поскользнулся на камнях и не опрокинулся навзничь, взмахнув руками. Глухой удар поставил точку в его личной биографии: топор, проделав пару кульбитов, с треском вонзился в лоб растянувшемуся воину, мгновенно его прикончив. Не зря говорят, что гномы варят отличную сталь – тот самый случай, когда лучше не искать подтверждения самому.

В наступившей тишине какой-то из троллей одобрительно заворчал. Нить, отделявшая худой мир от войны, со звоном оборвалась…

***

Неизвестно, чем бы кончилась потасовка, если бы кто-то из участников знал ее конечную цель. Или хоть легонько подтолкнул в нужном направлении. Возможно, оба войска просто уничтожили бы друг друга, отчего множество народа вокруг вздохнуло бы с облегчением. Но большинство гномов вообще не видели истории с топором и не слышали провокационного бурчания своего исторического врага, решив, что просто настало время покуролесить.

Задние ряды бросились наподдать передним, в свою очередь кинувшимся на троллей. В итоге передние были смяты, как бумага между ладоней. Задние уже не могли остановиться, а тролли оказались слишком медлительны, чтобы что-нибудь предпринять в ответ, кроме как стоять, сгрудившись в живую волнующуюся стену.

Кожан, не блиставший особой сметкой, но мысливший основательно, щедро используя приметы и наблюдения деревенской жизни, быстро сообразил, что море разливанное малорослых засранцев, орущих боевой гимн, представляет серьезную проблему (в первую очередь для него самого, кому и без этого уже припечатали дубиной). Орущий гном, размахивающий налево-направо боевым топором, – очень верная примета, вернее летящего между глаз камня или окрика «Эй, ты, иди сюда!» в переулке.

Кузнец, отталкивая вопящего бородача со сбившимся на лицо шлемом, уронил взгляд на увесистый бочонок с элем, подкатившийся в сутолоке к его ногам… Обычно это проделывали с набитой смолой и сеном козлиной шкурой, но подошла и тара пенного портера. С криком «Игра-а-а!» Кожан бросил бочонок в гущу толпы, завладев ее вниманием. В длинном регистре игр множественной вселенной появилась новехонькая запись «Регби: игровой процесс, состоящий в попытке отобрать у соперников продолговатый тяжелый предмет с помощью приемов уличной драки; допустимы порча одежды и крайне непристойные выкрики».

***

Когда все кончилось, Кожан, шатаясь, стоял перед неровной шеренгой, почти сравнявшись с держащим его за плечо троллем. Cо спины их не отличила бы и жена.

Могучий Камнепад вручил кузнецу здоровенный каменный молот, пророкотав заученные с детства: «Камень о камень во имя правды!» – троллий аналог рыцарского напутствия. (О какой правде шла речь, выяснять не станем, но с рыцарями всю дорогу так – и не нам вдаваться глубоко в суть.)

Кузнец принял молот, со знанием дела осмотрел и взвесил в сильной руке. Тот оказался чуть легче его любимого Болванщика[15]. А так-то добрый инструмент, сделан с умом, толково. Кожан, крякнув, замахнулся – мышцы, достойные першерона, вздулись – и опустил нового друга на булыжник. В стороны полетели искры. Кусок базальта с треском развалился на части. В медлительном сознании камня промелькнуло что-то вроде долгого шепчущего «о-ох», слышного лишь другим камням. Стоящие вокруг тролли одобрительно затопали (этнический эквивалент аплодисментов).

– Бдокк бон гхар, – заключил Камнепад, одобрительно похлопав Кожана по плечу. – Бдокк!

Кузнец ничего из сказанного не понял и тихо опустился на землю, вновь потеряв сознание…

***

Высокая белокурая женщина, до подбородка закованная в латы, прошла, никем не замеченная, вдоль раскинутых в низине шатров и скрылась под нависающим гранитным балконом одной из ближайших скал.

Глава 20. ПРОФСОЮЗ МАЛЯРОВ И МЕТЕЛЬЩИКОВ

Такого количества социально угнетенных Кир еще никогда в жизни не видел. Это был просто оазис угнетения, основанного (что шло за рамки всего разумного) на добровольном найме. Люди по своей воле лишали себя последней, ежедневно вкалывая от зари до зари с единственным перерывом на обед, который не включал даже кружки портера (как правило, не включал). Сущий ад, если чуть сгустить краски, а воображения у парня хватало на четверых.

Весь день он думал только об этом и еще о нудном пронизывающем ветре, от которого голова шла кругом и тело покрывалось «гусиной кожей». В какой-то момент казалось, что ветер уже забрался внутрь и гуляет под ребрами, холодя сердце. В конце концов Кир, гардероб которого оставлял желать лучшего, выпросил на складе потрепанную фуфайку в пятнах семи цветов и обмотал голову куском ветоши, став похожим на очень нездоровое чудо, полезшее со скуки на стену. Теперь ничто не отвлекало юношу от размышлений на тему социального неравенства.

Такие настроения, скажете вы, простительны для молодого человека, не прошедшего сквозь тернии офисной канители в каком-нибудь ООО, сбывающем вентиляторы лапландским рыбакам. (Дело, способное за неделю свести с катушек любого.) К этому добавим, что строительные рабочие не спеша трудятся на свежем воздухе и избавлены от необходимости писать бесконечные отчеты в душных переполненных конторах, кое-что об издержках профессии могли бы добавить собиратели змеиного яда и монахини-вышивальщицы… Но отринем праздную философию и двинемся дальше!

Чем дольше Кир висел в своей люльке, тем меньше он мог заставить себя штукатурить стену[16] и тем больше закипал от выпавшей на долю строителей несправедливости. Иногда несправедливость эта обретала черты весьма конкретные и даже вполне индивидуальные: мастер давал понять, что он, Кир, олух и разгильдяй, который ни шиша не получит за такую работу, что его, Кира, нужно гнать взашей, что, родившись случайно и напрасно, он, Кир, стал позором своей семьи, и что вместо рук у него жабьи лапы, сырая пакля вместо мозгов и еще что-то про текущие рекой слюни… Отдадим должное терпеливому начальству: за пару дней плод его труда – жалкое пятно в форме заглотившей клюшку амебы – почти не прибавило в размерах. Такого маляра выгнали бы взашей даже смиренные монахи-бенедиктинцы, а епископ лично отвесил пинка под зад.