Сергей Малайкин - Одним словом

Поэты русского авангарда пытались вернуть словам первозданные значения, считая, что первозданный звук слов под тяжестью порожденных умом смысловых напластований уже не слышен.

Велимир Хлебников называл свои звукосимволические стихи «звукописью», а сам подход — «заумью», имея в виду не усложненность, а творчество «за умом», отказ от ума:

Хлебников утверждал, что каждый звук алфавита окрашен по-своему. В словаре «Звукопись» он указывал, что [м] имеет синий цвет, [л] — это белый или слоновая кость, [г] — желтый, [б] — красный, [з] — золотой, [к] — небесно-голубой, [н] — нежно-красный, [п] — черный с красным оттенком. Явление графемно-цветовой синестезии (цветового восприятия звуков) в XX веке было подтверждено экспериментально, хотя восприятие синестетов во многом индивидуально.

Вывод. В слове звук соединяется со смыслом. В тех случаях, когда звук «работает» на смысл, усиливая его, рождаются шансы получить имя на миллион. Впрочем, мы забежали немного вперед — ведь это тема следующего раздела.

Подходящая звуковая оболочка — гарантия отличного наименования.

Попробуйте придумать «заумное» (по Хлебникову) название для места своей работы. Только не думайте о синестезии! Лучше представьте, что перед вами совсем маленький ребенок, и постарайтесь звуками одного слова изобразить компанию, в которой ежедневно трудитесь.

Ответ

Как в любом агентстве, у нас было отполированное годами работы типовое техническое задание на нейминг. В нем значилось требование о благозвучии предлагаемого названия, на которое никто не обращал большого внимания. Этот пункт был чем-то вроде ритуального пожелания здоровья и долголетия. Естественно, название должно быть приятным и мелодичным.

Однажды заказчиком оказался юрист — дотошный и въедливый, как и положено. Дойдя до благозвучия, он настоятельно попросил сформулировать четкие и понятные критерии сдачи-приемки, к которым мы обратимся, если здесь выйдет спор.

Мои возражения свелись к тому, что красота — в глазах смотрящего. Что восприятие субъективно по природе. Я попросил его вспомнить любое красивое женское лицо и спросил: все ли его знакомые согласны с тем, что оно красиво? Может ли он сформулировать, чем именно оно прекрасно? Вычленяя составляющие, измеряя вклад носа, бровей и щек в общее впечатление, мы препарируем образ. Препарировать живое — лишить его жизни.

Однако клиент спокойно отразил эти доводы. Ну как же, гармоничный звук хорошо известен: это гармонические колебания, синусоида. Прибора для измерения женской красоты нет, но есть объективные, измеримые линейкой 90–60–90. Есть ли такие критерии в нейминге?

Было о чем задуматься. Определенные эмпирические критерии благозвучия у нас имелись. Понятно, что много согласных подряд — плохо, а, например, в соединении «уй» сложно услышать что-то светлое и позитивное. Но разве слово «здравствуй» неблагозвучно? Если да, то почему мы ежедневно говорим его самым близким людям?

Любое слово пишется буквами, которые передают гласные и согласные звуки. Согласные, в свою очередь, делятся на звонкие и глухие, взрывные и шипящие, фрикативные и сонорные. В разделе «фонетика» любого учебника есть подробная классификация. Научная терминология помогает точно охарактеризовать каждый звук, но не объясняет, какие звуки (и их сочетания) делают слово красивым. А если попробовать выявить критерии благозвучности слов?

Если все в мире подчинено принципу эволюции (лично я не вижу причин в этом сомневаться), то и современная речь выросла из реликтовых звуковых основ, использовавшихся в первобытной речевой коммуникации. Каждое сочетание звуков, адресованное соплеменнику, должно однозначно интерпретироваться внутри племени. А может быть, и соседними племенами тоже.

Есть основания полагать, что звуки, которые использовались в первобытной коммуникации, были результатом звукоподражания, а сама коммуникация выросла из необходимости поддерживать социальные связи. В те времена выжить в одиночку было невозможно, и наши далекие предки пытались рассказать свои сородичам о тех или иных ситуациях. Можно допустить, что в случаях, связанных с выживанием, решающим было понимание соплеменниками друг друга.

Сегодня мы можем сказать собеседнику «парадигмальная амбивалентность» без угрозы собственному здоровью и репутации. Хотя не факт… А в первобытные времена понимание звуков, издаваемых соплеменниками в условиях совместной охоты, болезни, нападения чужаков, пожаров или наводнений, было вопросом жизни и смерти.

Развивая эту мысль, можно предположить еще одну задачу первобытной речевой коммуникации — суметь рассказать о своем опыте детям. Взрослым нужно было как-то передать информацию, повышающую шансы потомков на выживание и воспроизводство. Скорее всего, при этом использовались те же понятные всем в племени звуки.

Отметим важную вещь: в процессе устной передачи знаний от слушателей не ожидалось немедленной реакции в форме конкретных действий, как на войне, охоте или при укусе змеи. От них требовалось навсегда запомнить передаваемые знания. Есть только один верный способ это сделать — он прекрасно работает и в наши дни.

Слушателей нужно заставить сопереживать. Передача знаний в отрыве от непосредственного опыта окрашивалась эмоциями, вызывая в аудитории чувства, помогающие накрепко запомнить информацию. Что, если допустить, что определенные созвучия на данном этапе приобрели некий «эмоциональный код»?

В результате многовекового естественного отбора часть звуковых соединений стала ненужной и осталась в прошлом. Другая часть, видоизменяясь, разрастаясь и шлифуясь миллионами гортаней и языков, дошла до наших дней и образовала современную речь. В основе ее — изначальные звуковые соединения. Их смысл мы могли забыть за ненадобностью. Справедливо предположить, что помимо смысла в этих созвучиях записан тот самый «эмоциональный код» — послание предков о выживании, переданное по цепочке поколений.

Вы уже успели подумать, что все это — лишь теория, пусть даже местами правдоподобная? Тогда поставим вопрос так. Если «эмоциональный код» существует, с ним нужно поступить так же, как с кодом ДНК: расшифровать, предъявить, измерить, описать, а в идеале заставить на нас работать.