Чарльз Уилан - Голые деньги

Надо сказать, многое в описанной выше структуре американо-китайских торговых отношений вполне устраивает обе страны — в краткосрочной перспективе. Дешевый юань помог Китаю реализовать надежную стратегию экономического роста, стимулируемую за счет экспорта. Для такой сравнительно бедной страны, как Китай, один из проверенных способов стать богаче — воспользоваться преимуществами дешевого труда, производя товары для экспорта в более богатые страны. Этот путь прошла Япония после Второй мировой войны. Этой же стратегией объясняется и экономический успех «азиатских тигров»: Сингапура, Южной Кореи, Тайваня и Гонконга. Один из верных способов увеличить и укрепить экспортный сектор экономики — сохранять свою валюту недооцененной или по крайней мере не давать ей значительно повышаться в стоимости. Помните, что дешевая национальная валюта сродни скидочному купону для остальной части мира, желающей купить ваши товары. Чем дешевле валюта, тем больше такая скидка.

И американские потребители с удовольствием этой скидкой пользуются. Если на вещи написано «Сделано в Китае» и вы купили ее за доллары, знайте, что благодаря слабому юаню (и относительно сильному доллару) ваша зарплата стала несколько привлекательнее. Но это еще не все! Из-за того, что Китай в огромных объемах скупает казначейские обязательства США, процентные ставки в Америке снизились. Как практически все в нашей жизни, цены на облигации диктует закон спроса и предложения. Когда спрос большой — то есть Китай ежемесячно покупает казначейские ценные бумаги на миллиарды долларов, — Казначейство США может предложить более низкую процентную ставку. В результате американское правительство получает возможность дешевле заимствовать средства, а американские потребители наслаждаются более низкими процентными ставками. Ничто не описывает современную Америку лучше, чем дешевые товары и легкий доступ к кредитам для их покупки.

Так в чем же проблема? В неустойчивости этих взаимоотношений в долгосрочной перспективе. Китай поддерживает свой экспортный рынок, предоставляя клиентам огромные займы. Это привело не только к стабильному накапливанию американского государственного долга, за которым сегодня с опасением наблюдают китайские чиновники, но и к искусственно дешевому юаню, искажающему отечественную экономику Китая. Доллары, перебрасываемые обратно в США, могли бы быть инвестированы внутри страны с большей пользой — в инфраструктуру, школы и здравоохранение. Экономика, рост которой базируется на экспорте, в конечном счете не может не перейти на производство товаров для внутреннего рынка, но этот процесс отнюдь не стимулируют скрытые субсидии, предоставляемые экспортерам из-за заниженной стоимости национальной валюты. Поэтому-то политики всего мира неоднократно настоятельно рекомендовали Китаю проводить стратегию «более сбалансированного экономического роста».

США же, со своей стороны, в буквальном смысле слова живут не по средствам, покупая у остального мира больше, чем продают, и оплачивая эту разницу заемными деньгами. Природа такой ситуации неустойчива. В какой-то момент, начав опасаться невозврата денег, кредиторы прекращают кредитование. Как отмечают многие комментаторы, Китай живет хуже, чем мог бы, а Америка лучше, чем должна. Николас Ларди, эксперт-китаист из Института мировой экономики Петерсона, сравнивает взаимоотношения этих стран с отношениями между наркоманом и наркоторговцем: «Американцы подсели на дешевые товары и дешевые деньги, а у Китая выработалась явная зависимость от доходов от продажи этих товаров» [499].

Итак, вот к чему мы пришли: дисбалансы США и Китая слились воедино и воплотились в на редкость дисфункциональных взаимоотношениях, симбиотических в краткосрочной перспективе и неустойчивых в долгосрочной. Это позволило экономисту Герберту Стайну сделать следующее знаменитое наблюдение: «Если что-то не может продолжаться вечно, оно непременно прекратится». Джеймс Фоллоус, корреспондент Atlantic, давно следящий за Китаем, развивает идею Стайна: «Как многие другие дисбалансы в экономике, этот не может продолжаться бесконечно, и, следовательно, не будет. Но то, как именно он закончится — внезапно или постепенно, по предсказуемым причинам или в результате паники, — в ближайшие несколько лет будет иметь огромное значение для американской и китайской экономик, как и для сторонних наблюдателей в Европе и других регионах мира» [500].

А теперь давайте сделаем шаг назад и подробнее изучим специфику экономических отношений Америки и Китая. Начнем с того, что бедные и быстроразвивающиеся страны обычно не одалживают огромные суммы богатым и зрелым. Как отметил экономист и бывший президент Гарвардского университета Ларри Саммерс, «со стороны это выглядит, мягко говоря, странно» [501]. И теория, и история свидетельствуют о том, что капитал должен течь в противоположном направлении: богатые страны накапливают излишки и дают их взаймы развивающимся странам, где предельный доход от инвестиций, скорее всего, будет выше, чем дома. Строительство новой дороги, порта или завода, как правило, более эффективно (и, следовательно, приносит инвестору б о льшую потенциальную прибыль) там, где дорог, портов и заводов меньше, чем в такой развитой стране, как США. Именно по этой причине капитал в XIX веке тек из остального мира в США. Но чтобы из Китая в США, да еще в XXI веке? Фаллоус указывает на то, что, несмотря на всеобщие восторги по поводу потрясающей эффективности китайских инвестиций, в стране найдется немало мест, особенно за пределами крупных городов, где улучшение базовой инфраструктуры могло бы существенно сказаться на качестве жизни и будущей производительности труда граждан. Он, в частности, пишет: «Лучше оборудованные школы, более масштабные парки, более качественное здравоохранение, лучшая система канализации в крупных городах — да что угодно, если это тем или иным образом не связано с экспортным сектором экономики, Китай этого не получает или как минимум недополучает» [502].

Кроме того, в Китае установлена аномально высокая национальная норма сбережений — около 50 %. Акт сбережения средств подразумевает, что доллар, потраченный в будущем (включая начисленные проценты), обеспечит б о льшую ценность (или удовлетворение, или счастье), нежели доллар, потраченный сегодня. Довольно странная установка, учитывая, что многие семьи в Китае по-прежнему относительно бедны. Да, страна быстро растет, но стартовать ей пришлось с очень низкой базы. ВВП на душу населения (измеряется с использованием обменного курса, основанного на паритете покупательной способности) до сих пор составляет всего около 13 тысяч долларов. И это в среднем, то есть сотни миллионов людей живут намного беднее. Из-за отсутствия развитой системы социальной защиты (например, государственной системы медицинской помощи) бедные семьи обычно стараются как можно больше откладывать, что называется, на черный день (когда их дома буквально стирают с лица земли). И все же 50 центов с каждого заработанного доллара — явный акт самоотречения, особенно в стране, где не удовлетворяются многие основные человеческие потребности.