Чарльз Уилан - Голые деньги

Итак, ситуация сложилась скверная. И, как вы помните, никакого брачного контракта, позволяющего цивилизованно развести тех, кого еврократы объединили в одну связку, никто не заключал. Результатом стала цепь взаимосвязанных реакций, которые длятся по сей день. Во-первых, был принят целый ряд антикризисных мер — разные европейские институты изо всех сил старались поддержать слабаков и остановить распространение заразы. Европейская комиссия, Международный валютный фонд и Европейский центральный банк в совокупности реализовали ряд программ по спасению Греции не на один миллиард долларов [476]. Да, именно «программ», во множественном числе. Когда одного пакета спасательных операций оказывалось недостаточно, принимались очередные меры. И все же к 2012 году в европейской антикризисной кормушке оказались Ирландия, Португалия, Испания. А в 2013 году Кипр, в чьих банках хранилось множество греческих облигаций, тоже нуждался в спасении.

Во-вторых, каждая операция по спасению налагала на нуждавшиеся в помощи страны довольно обременительные обязательства. И в этом была своя логика: антикризисные пакеты были призваны устранить главные слабые стороны экономики, из-за которых у периферийных стран Европы начались проблемы, в частности непомерный дефицит государственного бюджета и неэффективность частного сектора. Например, по рейтингу Всемирного банка, Испания на момент обращения за помощью занимала по такому критерию, как простота основания нового бизнеса, 133-е место в мире, следуя сразу за Кенией [477]. Греция была вынуждена заморозить зарплаты бюджетников, повысить налоги и пенсионный возраст, сократить расходы и тому подобное. При этом для получения следующего пакета помощи ей приходилось идти на все новые крайне непопулярные меры. Недаром жертвы, принесенные Грецией и другими странами Евросоюза, получили обобщающее название (довольно точное) — «жесткая экономия».

В-третьих, выражаясь образно, члены еврозоны пытались достроить лодку, уже отправившись на ней в плавание. Ими создавались новые институты, в том числе Европейская служба банковского надзора, призванная координировать работу национальных регулирующих органов. Старые институты, в частности Европейский центральный банк, начали выполнять новые функции. В 2012 году тогдашний президент ЕЦБ Марио Драги дал свое знаменитое обещание сделать «все, что потребуется», чтобы защитить евро, включая масштабную покупку облигаций, эмитированных проблемными государствами еврозоны [478]. Это ознаменовало весьма существенный отход от концепции того центрального банка, чья первоначальная миссия узко определялась как обеспечение ценовой стабильности.

Неудивительно, что избиратели на всем континенте люто возненавидели эти антикризисные меры — избиратели платят за них, и избиратели же от них страдают. С точки зрения ответственных европейских стран, особенно Германии, спасение безрассудных и расточительных соседей не должно было стать частью евросделки. Немцы не слишком сочувственно относятся к жертвам, которые приходится приносить другим странам из-за режима жесткой экономии, отчасти, очевидно, потому, что в свое время сами прошли через аналогичные страдания. Чтобы оставаться конкурентоспособной на глобальном рынке, воссоединившаяся Германия провела целый ряд весьма болезненных реформ: снизила заработную плату, повысила гибкость рынков труда и свернула многие программы государственных льгот и субсидий [479]. В конечном счете затраты на рабочую силу в стране уменьшились на 20 % по сравнению с остальной частью ЕС, но случилось это только после того, как безработица достигла своего пика в 12 % [480]. «Так почему бы и Греции, Испании и Португалии не сделать то же самое?» — небезосновательно рассуждали немцы.

Впрочем, как бы создавшаяся ситуация ни раздражала Германию, те, кому она оказывала помощь, злились еще больше. Жесткая экономия никому не нравится. Поэтому, собственно, ее так и называют. New York Times писала: «Сокращение расходов привело к тому, что, по мнению многих греков, является гуманитарным кризисом. Двадцать пять процентов населения страны стали безработными, ВВП Греции сократился на четверть, существенно выросли показатели числа самоубийств и количества бездомных, недофинансированные больницы выпрашивают лекарственные препараты» [481]. К концу 2014 года безработица среди молодежи в Италии и Испании составляла свыше 40 % [482]. Одна из немногих книг, которые в тот период продавались в Португалии лучше, чем знаменитая «Пятьдесят оттенков серого», называлась «Почему нам следует выйти из Евросоюза» [483].

Но, как бы жестоко и парадоксально это ни звучало, все эти огромные жертвы не дали ожидаемого результата. Когда страны сокращают бюджеты, пенсионные выплаты и заработные платы, экономика сжимается, и государству становится труднее выплачивать свои долги. Пол Кругман в статье под весьма красноречивым названием «Можно ли спасти Европу?», вышедшей в 2011 году, поясняет: «Даже когда странам удается снизить заработную плату, что в данное время наблюдается во всех государствах еврокризиса, они сталкиваются с другой проблемой: их доходы уменьшаются, а задолженности — нет» [484]. Действительно, государственные расходы в проблемных странах резко сократились, но и доходы снизились почти так же существенно. Например, задолженность Греции в процентах от ВВП вообще фактически увеличилась — не потому, что числитель (долг) вырос, а потому, что уменьшился знаменатель (ВВП). (Вы немного подумайте об этом, я подожду…)

Между тем страны, не вошедшие в свое время в еврозону, ехидно твердили: «А что мы говорили!» Удачным примером является Исландия. В 2008 году страна пережила сильнейший коллапс банковской системы. Но ей удалось исправить положение, в значительной степени благодаря сильной девальвации национальной валюты — исландской кроны. Цены в стране упали на 40 % по сравнению с ее торговыми партнерами, восстановив конкурентоспособность Исландии и возродив экономику. Все дело в том, что Исландия имела возможность проводить собственную кредитно-денежную политику с учетом конкретных потребностей отечественной экономики [485]. Евро же очень сильно смахивал на золотой стандарт. Иными словами, в плохие времена единая валюта стала чем-то ужасным — совсем как непослушная маленькая леди из стишка в начале главы.

В 2015 году на выборах в Греции победила коалиция левых сил, так называемая Syriza, известная своим острым неприятием политики жесткой экономии. Негативное отношение греков к «евроиздевательствам» во всей красе воплотилось в имидже нового греческого министра финансов, Янниса Варуфакиса: в его бритой голове, ярких рубашках (без галстука!), кожаных куртках и мотоцикле (с удушливыми выхлопами). Министры финансов обычно так не выглядят. В других странах Европы о Варуфакисе говорили, что он больше похож на «завсегдатая ночных клубов» и «продавца подержанных автомобилей». И его действия тоже не напоминали поступки типичного министра финансов. Например, в ходе пресс-конференции после официальной встречи с министром финансов Германии Вольфгангом Шойбле чиновники обменялись следующими колкостями: