Чарльз Уилан - Голые деньги

У американских штатов есть не просто единая валюта и общий центральный банк, у них один язык и единое центральное правительство. Южная Каролина и Мичиган — два штата в рамках одной и той же федеральной системы. И это не случайное наблюдение. Когда в Мичигане начинаются экономические проблемы, федеральное правительство автоматически перенаправляет туда часть доходов из регионов страны, у которых дела идут лучше. Налог на прибыль пропорционален доходу, поэтому регионы, которые развиваются быстрее, будут платить больше, а регионы, переживающие трудные времена, меньше — вот вам и автоматическое снижение налогов. Кроме того, в проблемных регионах обычно увеличиваются и государственные расходы: федеральные пособия по социальному обеспечению, талоны на питание, страхование по безработице, страхование урожая и прочее. Некоторые федеральные программы, например программы расходов на инфраструктуру, специально нацелены на конкретные не процветающие регионы. Существенно помогает и мобильность рабочей силы. Люди в Детройте и Чарльстоне говорят на одном и том же языке. В США нет никаких юридических или значимых культурных барьеров, мешающих жителям Мичигана уехать на работу в те штаты, где экономическая ситуация в данный момент лучше. И наконец, учитывая огромную роль банков и других финансовых институтов в экономических подъемах и спадах, в том, чтобы регионы, использующие единую валюту, также подчинялись единому финансовому регулятору, безусловно, есть логика.

Подытоживая сказанное, хочу отметить, что сосуществование разных валют способствует быстрой корректировке экономики, но происходит это в значительной мере за счет торговли, особенно если количество валют растет. Манделл писал, что использование единой валюты в том или ином регионе или «зоне» имеет смысл при соблюдении ряда условий: мобильность рабочей силы в рамках валютной зоны; единый финансовый регулятор; единый политический аппарат; готовность терпеть безработицу или инфляцию в случае возникновения регионального дисбаланса. И надо признать, это весьма серьезные обязательные предварительные условия. Манделл еще в 1961 году заявлял: «Конечно, в реальном мире валюты прежде всего являются олицетворением национального суверенитета, так что фактическая валютная реорганизация возможна только в том случае, если она сопровождается глубокими политическими изменениями».

А теперь предлагаю заполнить контрольный перечень и оценить оптимальность единой валютной зоны в США.

Трудовая мобильность: есть.

Общий финансовый регулятор: есть.

Политическая структура, охватывающая всю долларовую зону: есть.

Готовность терпеть региональную инфляцию и/или безработицу в условиях экономического дисбаланса: есть.

Примите мои поздравления. Вы только что одобрили использование в США единой валюты.

А теперь оценим Европу 1990 года, когда возбужденные страны еврозоны выбирали платья подружек невесты и готовились завязать валютный узел.

Трудовая мобильность: не слишком велика. Большинство стран Европы говорят на разных языках, культурные барьеры значительны. Хотя законы Европейского союза позволяют гражданам свободно перемещаться между входящими в него странами и работать в любой из них, на практике греческому каменщику переехать в Мюнхен и найти там работу довольно трудно.

Общий финансовый регулятор: отсутствует. Для управления кредитно-денежной политикой еврозоны создан Европейский центральный банк, но национальные правительства (и национальные центральные банки, которые не были распущены после создания ЕС) по-прежнему несут ответственность за финансовое регулирование в рамках своих государств [462].

Политическая структура, охватывающая всю еврозону: есть лишь отчасти. В ЕС действует несметное количество наднациональных политических институтов. Однако на момент введения евро Европейскому союзу не хватало важных полномочий, таких, например, как возможность перераспределять значительные средства в пределах всей еврозоны или кредитовать страны — члены союза в случае кризиса.

Готовность терпеть инфляцию и/или безработицу в условиях региональных дисбалансов: нет. Я еще не говорил, что немцам, которые сыграли в разработке и использовании Европейского центрального банка ведущую роль, присуща настоящая фобия инфляции. Рост цен или заработной платы? Nein! Ни за что! Только не это! Страх перед инфляцией рожден опытом Германии после Первой мировой войны, когда национальная валюта обесценилась настолько, что люди, отправляясь за покупками, толкали перед собой тачки наличных денег, а иногда и просто отапливали ими свои дома. В значительной мере поэтому немецкие политики в послевоенный период фокусировались на поддержании сильной и стабильной валюты — немецкой марки. Когда ввели евро, канцлер Германии Гельмут Коль сказал президенту Франции Франсуа Миттерану: «Немецкая марка — наш флаг. Это основа нашего послевоенного восстановления. Это важный компонент нашей национальной гордости: у нас не слишком много других поводов» [463].

Кроме того, усугубляет ситуацию то, что немцы, как известно, очень экономны. Зачастую это добродетель, но не тогда, когда другие регионы континента страдают от экономического спада и им очень нужно, чтобы немецкие потребители покупали как можно больше их товаров, способствуя восстановлению ослабевшей экономики.

Вышеупомянутый контрольный перечень для евро равноценен ситуации, когда жених целуется с одной из подружек невесты прямо накануне свадьбы. Не слишком хороший сигнал для предстоящего бракосочетания. На момент введения евро даже убежденные оптимисты высказывали предположение, что новая валюта — это нечто вроде брака по договоренности. На первых порах дела, возможно, будут идти неидеально, но со временем партнеры притрутся друг к другу и все наладится.

Многие наблюдатели предрекали экономическое сближение наций в границах всего континента — по мере того как относительно бедные южные страны еврозоны будут нагонять более богатые северные. И эти ожидания никак не назовешь необоснованными. После окончания Гражданской войны американский Юг был беднейшим регионом страны, но в течение следующих ста лет он рос быстрее остальной части США, стабильно догонял Север и органично с ним объединялся [464]. Страны вроде Греции и Италии, присоединившись к еврозоне, получили возможность дешевле заимствовать средства, поскольку глобальные инвесторы могли больше не опасаться, что стоимость облигаций снизится из-за ослабления их национальных валют. Да и ответственное отношение Германии к вопросам фискальной и монетарной политики должно было повлиять на менее ответственных соседей. В качестве необходимого условия для вступления в еврозону страны-участницы должны были соответствовать определенным «критериям сближения», касающимся ограничений по инфляции, дефициту бюджета и долгосрочным процентным ставкам [465]. Это напоминает ситуацию, когда умные и старательные студенты, делящие комнату в общежитии с лодырями и бездельниками, подтягивают их! Здесь следует отметить, что Греция с самого начала считалась таким бездельником: страна не соответствовала критериям допуска в еврозону, но все равно была в нее принята.