Ха-Джун Чанг - Недобрые Самаритяне: Миф о свободе торговли и Тайная История капитализма

В то время, как они навязывали свободу торговли бедным странам, при помощи колониализма и неравноправных договоров, для себя самих богатые страны поддерживали высокие тарифы, особенно на промышленную продукцию, как мы в подробностях увидим в следующей главе. Для начала, Британия, якобы родина свободы торговли, была одной из наиболее протекционистских стран, до тех пор, пока в середине XIX века она [ вдруг ] не обратилась в апологета свободной торговли. Был короткий период в 1860-х и 1870-х годах, когда нечто напоминающее свободу торговли существовало в Европе, особенно при нулевых тарифах в Британии. Тем не менее, он оказался недолговечным. Начиная с 1880-х годов большинство европейских стран вновь подняли защитные барьеры, отчасти, чтобы оградить своих фермеров от дешёвого продовольствия, импортируемого из Нового Света, и отчасти, чтобы поддержать свои новые отрасли тяжёлой индустрии, такие как сталелитейная, химическая и машиностроение. [25] К примеру, в период с 1875 по 1913 годы, средние тарифные ставки на промышленную продукцию в Швеции выросли с 3-5% до 20%, В Германии с 4-6% до 13%, В Италии с 8-10% до 18% и во Франции с 10-12% до 20%. См. H-J. Chang (2002), стр. 17, таблица 2.1. Наконец даже Британия, как я уже отмечал, главный архитектор первой волны глобализации, отказалась от свободы торговли и восстановила тарифы в 1932 году. Официальная история описывает это событие в том смысле, что Британия «поддалась искушению» протекционизма. Но она характерно умалчивает, что это произошло в силу заката британского экономического превосходства, который в свою очередь был результатом успеха политики протекционизма со стороны стран-конкурентов, особенно США, в развитии своих новых отраслей.

Таким образом, история первой глобализации в конце XIX – начале XX веков была переписана в наше время, чтобы вписать в неё нынешнюю неолиберальную ортодоксию. История протекционизма в сегодняшних богатых странах чрезвычайно преуменьшается, а империалистическое происхождение высокой степени глобальной интеграции у современных развивающихся стран едва ли вообще упоминается. Финальный занавес, а именно отказ Британии от свободы торговли, также преподносится необъективным образом. Редко говорится, что, на самом деле, Британию заставило отказаться от свободы торговли именно успешное применение протекционизма её конкурентами.

Официальная история глобализации представляет период сразу после Второй мировой войны, как период неполной глобализации. В то время, как имело место значительное расширение интеграции среди богатых стран, ускорившее их рост, утверждает она [ официальная история ], большинство развивающихся стран отказывались полностью участвовать в глобальной экономике до 80-х годов XX века, что сдерживало их экономический прогресс.

Это утверждение искажает процесс глобализации среди богатых стран того периода. Эти страны значительно снизили тарифные барьеры в период с 1950-х по 1970- е годы. Но, в это же самое время, они также прибегали ко многим другим защитным средствам, чтобы поддержать своё собственное экономическое развитие – субсидирование (особенно НИОКР – научных исследований и опытно-конструкторских разработок), государственные предприятия, правительственное руководство банковским кредитованием, контроль за капиталами и т.д. Когда они стали воплощать неолиберальные программы, их рост замедлился. В 1960-е и 1970-е годы подушевой ВВП в богатых странах рос по 3,2 % в год, но в последующие два десятилетия его прирост существенно упал, до 2,1%. [26] Chang (2005), p. 63, Tables 9 and 10.

Но ещё более искажено описание опыта развивающихся стран. Послевоенный период описывается официальными историками глобализации как эпоха экономических катастроф в этих странах. Они происходили потому, утверждают последние, что эти страны верили в «неправильные» экономические теории, которые убедили их, что они могут бросить вызов логике рынка. В результате, они подавляли деятельность, в которой они были сильны (сельское хозяйство, разработка полезных ископаемых, трудоёмкие производства) и продвигали проекты «белого слона» [ престижные, но невыгодные и обременительные ], которые придавали им гордости, но были экономической бессмыслицей – самый печально известный пример этому – это сильно дотируемое производство Индонезией реактивных самолётов.

Право на «ассиметричную защиту», которое развивающиеся страны выторговали себе в 1964 в ГАТТ, изображается, пресловутой «верёвкой на которой повесить свою экономику!», в хорошо известной статье Джеффри Сакса и Эндрю Уорнера [27] Jeffrey Sachs and Andrew Warner (1995), стр. 17. Полная цитата соответствующего отрывка: «Экспортный пессимизм в сочетании с концепцией большого рывка с неизбежностью приводят к крайне весомой точке зрения, что открытая торговля приговорит развивающиеся страны к долгосрочному закреплению в международной системе в роли экспортёров сырья и импортёров промышленной продукции. Сравнительные преимущества, как утверждала Экономическая Комиссия Латинской Америки (ECLA) [ так в тексте оригинала ] и другие, определялись краткосрочными соображениями, которые помешают странам-экспортёрам сырья начать создавать промышленную базу. Следовательно, защита неокрепших отраслей промышленности была жизненно важна, для того, чтобы развивающиеся страны вышли из сверхзависимости от производства сырья. Такие представления широко распространились в системе ООН (вплоть до региональных бюро Экономической Комиссии ООН), и были в значительной степени приняты Конференцией ООН по Торговле и Развитию (UNCTAD). В 1964 году они нашли международно-правовую поддержку в новой Части IV Генерального Соглашения по Торговле и Тарифам (ГАТТ), которая установила, что развивающиеся страны, должны обладать правом на асимметричную торговую политику. И хотя развивающимся странам следует открыть свои рынки, развивающиеся страны могут продолжать защищать свои собственные рынки. Конечно, это «право» было пресловутой веревкой, на которой повесить свою экономику!» [поговорка про верёвку: Give one enough rope and he will hang himself - эквивалентна – Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт ]. Густаво Франко (Gustavo Franco), бывший президент бразильского Центрального банка (1997-1999 гг.), высказал ту же мысль короче и грубее, когда говорил о целях своей политики: «свести на нет сорок лет тупости», и что единственным выбором было «быть неолибералом или неоидиотом». [28] Приводится в соответствии с интервью в журнале « Veja» , от 15 ноября 1996 года, в записи и переводе G. Palma (2003), 'The Latin American Economies During the Second Half of the Twentieth Century – from the Age of ISI to the Age of The End of History' in H-J. Chang (ed.), Rethinking Development Economics (Anthem Press, London), p. 149, endnotes 15 and 16.