Ха-Джун Чанг - Недобрые Самаритяне: Миф о свободе торговли и Тайная История капитализма

Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher), премьер-министр Великобритании, которая являлась авангардом неолиберальной контрреволюции, однажды лихо отбрила своих критиков, сказав, что «иного не дано». Дух этого аргумента, известного как TINA (There Is No Alternative), пронизывает собой то, как глобализация преподносится Недобрыми Самаритянами.

Недобрые Самаритяне любят представлять глобализацию как неизбежный результат безостановочного развития технологий связи и транспорта. Им нравится представлять своих оппонентов в виде ретроградов, «современных луддитов» [42] Луддиты – это английские текстильные рабочие начала XIX века, которые пытались обратить вспять Промышленную революцию, уничтожая машины. На Всемирном Экономическом Форуме в Давосе, Швейцария, в 2003 году г-н Ричард Маккормик, председатель Международной Торгово-Промышленной Палаты, назвал протестующих антиглобалистов «современными Луддитами, которые хотят, чтобы мир спокойно стагнировал…, чья враждебность к бизнесу делает их врагами бедняков». Цитируется по сообщению на сайте BBC от 12 февраля 2003г. , которые «сражаются из-за того, кому принадлежит какое оливковое дерево». Утверждается, что идти против этого потока истории, означает своими руками создавать бедствия, о чём свидетельствуют коллапс мировой экономики в период между двумя мировыми войнами и неудачи руководимых государством индустриализаций в развивающихся странах в 1960-е и 1970-е годы. Утверждается, что есть только один способ выжить в этом потоке исторических сил – это глобализация, и это означает надеть «золотую смирительную рубашку» «одного стандартного размера на всех», которую практически все успешные экономики, якобы, носили на пути к процветанию.

В этой главе я показал, что тезис TINA [« другой альтернативы просто нет» или же, в отечественном употреблении, «иного не дано» ] является результатом фундаментально неверного понимания того, какие силы движут глобализацией и [ намеренного ] искажения истории, с целью подогнать её под теорию. Слабым странам зачастую навязывали свободную торговлю, нежели они избирали её сами. Большинство стран, которые [ на самом деле ] имели свободу выбора, не избирали свободную торговлю в течении продолжительного времени. По существу, все успешные экономики, развитые и развивающиеся, обязаны своим нынешним положением избирательной стратегической интеграции с мировой экономикой, а не совершенно безусловной глобальной интеграции. Экономические показатели развивающихся стран были много лучше в «проклятом прошлом», во времена направляемой государством индустриализации, когда у них было много автономии, чем когда они были полностью лишены её в первую глобализацию (в эпоху колониализма и неравноправных договоров), или когда их автономия была значительно урезана (как это имеет место в последние четверть века).

Нет ничего неизбежного в глобализации, потому что ею движет больше политика (то есть человеческие воля и решения), а не технологии, как утверждают Недобрые Самаритяне. Если бы технологии определяли степень и глубину глобализации, то было бы невозможно объяснить, почему мир был менее глобализован в 1970-е годы (когда у нас были все современные технологии транспорта и связи, за исключением Интернета), чем в 1870-е (когда мы полагались на пароходы и проволочный телеграф). Технологии определяют только внешние пределы глобализации. Какую именно форму она примет, зависит от того, как мы поступаем во внутренней политике, и какие международные соглашения мы заключаем. И если это так, то тезис TINA – это неправда. Есть такая альтернатива, или даже альтернативы, происходящей сегодня неолиберальной глобализации. Далее в этой книге мы исследуем такие альтернативы.

Даниэль Дефо (Daniel Defoe), автор «Робинзона Крузо» прожил яркую жизнь. До того как он стал писателем, он был бизнесменом и занимался импортом шерстяных товаров, трикотажа, вина и табака. Также он служил короне, в королевской лотерее и в Податной Стекольной Инспекции (Glass Duty Office), которая взимала печально известный «оконный налог», т.е. налог на недвижимость, исчисляемый пропорционально количеству окон [ «оконный налог» заменял собою подоходный налог; кроме того существовал «стекольный налог», взимавшийся с веса стекла и стеклянных изделий ]. Ещё он был влиятельным политическим памфлетистом [ сейчас бы сказали блоггером ] и вёл двойную жизнь в качестве правительственного шпиона. Сначала он шпионил на Роберта Харли (тори), спикера Палаты Общин. Затем он ещё больше осложнил себе жизнь, начав работать на заклятого врага Харли – правительство вигов Роберта Уолпола.

Как если бы быть только бизнесменом, романистом, налоговым инспектором и шпионом ему было слишком скучно, Дефо был ещё и экономистом. Эта сторона его жизни ещё менее известна, чем его шпионство. В отличие от романов « Робинзон Крузо » и « Молль Фландерс », его главная экономическая работа « План английской торговли » (1728) ныне почти забыта. В популярной биографии Дефо, написанной Ричардом Вестом (Richard West), эта книга не упоминается вовсе, а в удостоенной наград биографии, пера Полы Бакшайдер (Paula Backscheider), она упоминается, в основном, в связи с малозначительными вопросами, такими как отношение Дефо к американским индейцам. [43] Richard West (1998), Daniel Defoe – The Life and Strange, Surprising Adventures (Carroll Graf Publishers, Inc., New York) and Paula Backscheider (1990), Daniel Defoe – His Life (Johns Hopkins University Press, Baltimore). Тем не менее работа была доскональным и глубоким докладом о тюдоровской промышленной политике (во времена правления Тюдоровской династии в Англии), который многому может нас сегодня научить.

В книге (здесь и далее «План»), Дефо описывает как династия Тюдоров, в особенности Генрих VII и Елизавета I, прибегали к протекционизму, государственному субсидированию, выдаче монопольных прав, организованному государством промышленному шпионажу и другим мерам государственного вмешательства, с целью развить английскую шерстяную промышленность – высокотехнологическую отрасль в Европе того времени. До Тюдоровской эпохи Британия была относительно отсталой экономикой, зависящей от экспорта шерсти-сырца, для покрытия своего импорта. Индустрия шерстоткацких и суконных мануфактур была сосредоточена в Нижних Странах (сегодняшние Бельгия и Нидерланды), особенно в городах Брюгге, Гент и Ипр во Фландрии. Британия экспортировала свою шерсть-сырец и делала на этом разумную прибыль. Но те иностранцы, которые знали как превратить шерсть в сукно, получали гораздо б о льшие барыши. Таков закон конкуренции, когда тот, кто может делать сложные вещи, которых другие не могут, зарабатывает больше. Вот это положение и захотел изменить Генрих VII в конце XV века. [44] Хотя не он первый пытался это сделать. Предыдущие английские короли, Генрих III и Эдвард I пытались заручить себе фламандских ткачей. Эдвард III в дополнение к вербовке фламандских ткачей централизовал торговлю шерстью-сырцом и поставил её экспорт под строжайший контроль. Он запретил импорт сукна, создав тем самым пространство для английских производителей, которые не могли конкурировать с господствовавшими тогда фламандцами. Он также был очень хорошим политическим пропагандистом и понимал власть символов. Он и его придворные носили только английское сукно, чтобы подкрепить личным примером его политику «Покупай английское» (подобную движению Ганди swadeshi [ самодостаточность нахинди ]). Он приказал Лорду-Канцлеру (который председательствует в палате Лордов) сидеть не на чём-нибудь, а на мешке шерсти – традиция, сохранившаяся и поныне, – чтобы подчеркнуть важность торговли шерстью для страны.