Пол Винья - Машина правды

Что касается проекта Hyperledger, то здесь интересы IBM прежде всего связаны с возможным применением блокчейнов в сфере логистики. Как упоминалось в предыдущей главе, компания уже использует свой код для оптимизации механизма разрешения споров между заказчиками и поставщиками. Когда Джерри Куомо, вице-президент IBM по вопросам технологии блокчейн, отчитался перед сообществом Hyperledger об успехе этого начинания, он представил веские аргументы в пользу приватных блокчейнов. Оказалось, что применить технологию блокчейн к последовательной записи транзакций можно и без помощи открытых систем. Однако Джерри Куомо невольно показал и другое: как деловые интересы наиболее влиятельных членов могут отвлечь консорциум от разработки по-настоящему инновационной открытой системы. Вскоре стало очевидно, что руководство IBM увидело в совместном проекте прежде всего возможность вернуть себе клиентов — особенно тех, кто бился над оптимизацией цепей поставок. Через год компания запустила собственный блокчейн-сервис, благодаря чему слово «блокчейн» впервые прозвучало в телевизионной рекламе. Клиентам предлагалось объединиться с контрагентами в цепи поставок и создать приватный блокчейн со структурой, полностью интегрированной с уже существующим облачным сервисом IBM. Поручить IBM хранить данные из вашего реестра — то есть обратиться к «доверенной третьей стороне» — значит отказаться от революционной, свободолюбивой природы блокчейна.

Подобная манипуляция стала отчасти возможна за счет ложных представлений, связанных с термином «облачные хранилища». Когда IBM, Amazon, Google или любой другой провайдер облачных технологий хранит ваши файлы или предоставляет вам доступ к сторонним облачным сервисам, все операции выполняются на вполне конкретных серверах, принадлежащих этой компании. Они хозяева, а мы арендуем у них место на сервере. Многим кажется, что «облако» — это аморфная, децентрализованная система, однако на самом деле это предельно централизованная технология, целиком зависящая от посредника.

Огромный потенциал технологии блокчейн кроется в децентрализации, которая делает пользователя не зависящим от какой-либо промежуточной инстанции, выполняющей нужное ему действие. (На самом деле на базе блокчейн-архитектуры уже сейчас разрабатываются специальные приложения, которые позволят полностью децентрализовать хранение файлов и предоставят внесетевые сервисы.) Модель блокчейна, предложенная компанией IBM, скорее, ограждает процветающий централизованный бизнес от угрозы со стороны децентрализующих технологий. С точки зрения акционеров IBM, это вполне оправданная, рациональная и грамотная стратегия, однако она противоречит духу открытых платформ, который пропагандирует сам же концерн Hyperledger. Кроме того, возникает и ряд правовых вопросов: если ключевые данные из блокчейн-реестра хранятся на компьютерах некоей компании, то может ли государство, согласно нынешнему закону о хранении данных, контролировать этот блокчейн?

Вышеупомянутые проблемы показывают, как сложно заставить корпоративный консорциум, многие члены которого уже давно забыли о собственных бунтарских стартапах и обзавелись крупным бизнесом, уязвимым для радикальных инноваций, действовать в интересах широкой межотраслевой группы производителей и их будущих клиентов. Это важно, поскольку реализовать заявленные цели, очевидно, смогло бы лишь сообщество, разделяющее нашу веру в децентрализацию. Разнообразие, богатство возможностей и совместный творческий поиск в конце концов породят открытую систему, которая отвергает чрезмерное влияние любых инстанций, противостоящих внедрению инноваций, если они угрожают их интересам.

Квазицентрализованные приватные блокчейны, с которыми сейчас экспериментируют крупные финансовые структуры и корпорации-техногиганты, по своей сути не так уж плохи и непродуктивны. Идеи и открытия, родившиеся в ходе исследований на базе консорциумов R3 и Hyperledger, войдут в фонд знаний, с помощью которого технологи и предприниматели всего мира выстроят новую, улучшенную глобальную систему доверительного управления. Но если принять во внимание уроки истории — например, о победе открытых интернет-протоколов TCP/IP над «огороженными» микросетями вроде Minitel, AOL или Prodigy, — становятся заметны внутренние ограничения приватных блокчейн-систем. Как напомнил Джой Ито, маленькие закрытые сети проиграли из-за невозможности справиться с наплывом программ и приложений, созданных для работы в общей, глобальной экосистеме интернета. Какой пользователь или разработчик захочет мучиться с громоздким и медленным почтовым клиентом AOL, когда есть множество открытых, общедоступных сервисов, к которым ежедневно добавляются новые опции? Примерно ту же расстановку сил скоро можно будет наблюдать в битве открытых и закрытых блокчейнов, полагает Ито.

Открытые системы, такие как Биткоин и Эфириум, по своей природе способствуют творческому поиску и инновации, поскольку ни одна компания или группа компаний не может наложить вето на то или иное новшество. Даже если кураторы приватных систем заявят о готовности открыть свои платформы для всех желающих, сам факт наличия «хозяев и охранников» будет чреват ограничениями для посторонних. И это, несомненно, оттолкнет многих разработчиков открытого ПО, которые могли бы внести свой вклад в развитие платформы. Ведь именно гарантия открытого доступа порождает бурный энтузиазм и тягу к «свободным» сетям, о чем говорит количество и качество разработчиков, вовлеченных в создание открытых блокчейн-приложений. Вероятно, и у приватных блокчейнов появится своя ниша — хотя бы потому, что ими гораздо проще управлять и на данной стадии развития технологий они лучше справляются с крупными многочисленными транзакциями. И все-таки нашей главной целью должна стать дальнейшая эволюция открытых, функционально совместимых платформ.

В наших интересах построить мир открытых реестров и распределенных моделей доверия, в котором у каждого пользователя будет право голоса. Давайте же приложим к этому все усилия!

В трущобах вокруг стадиона Сан-Лоренцо в Буэнос-Айресе (домашнего стадиона любимой футбольной команды папы Франциска) нашли приют сотни тысяч беднейших иммигрантов из Боливии. Многие живут в лачугах, которые запросто может смыть при разливе реки Матанса. Между тем посередине этого бедняцкого района есть крохотная улочка длиной буквально в два квартала, где дома выделяются своей добротностью. Здесь находится школа, больница и несколько учреждений культуры боливийской диаспоры. Географически улица Чаруа ничем не отличается от остальных. Так почему же семьям, живущим в этих двух кварталах, настолько повезло? Почему это место стало центром боливийской культуры?