Александр Аузан - Договор-2008

К сожалению, у этой модели лифта с лифтером есть одна большая проблема — она не доделана. Причем ее можно доделать, я осмелюсь дать некоторые рекомендации идеологам власти. Увлечение конкурсным набором людей во власть, неважно, через конкурсы, которые объявляют исполнительные власти, или обещания, что через членство и работу в правящей партии можно продвинуться к определенным позициям, дает результат только тем, кто туда продвинулся. Хочу напомнить, что четыре года тому назад нобелевскую премию по экономике получил Джордж Акерлоф за модель рынка “лимонов”. Он на примере автомобильного рынка, точнее рынка подержанных автомобилей, показал, что если потребитель не в состоянии оценить качество продукта или услуги, то конкуренция начинает работать не на улучшение, а на ухудшение. Возникает так называемый ухудшающий отбор. Вышибать начинает не худших, а лучших, добросовестных производителей. И это явление конкурсного отбора, когда потребитель не в состоянии определить качество продукта или услуги, конечно, очень остро стоит для такого рода услуг, как государственная власть. Что мы получаем в итоге, призвав новых людей на эти позиции? У Гегеля была замечательная фраза о людях, которые возбуждение принимают за вдохновение, напряжение — за работу, а усталость — за результат. Это и есть следствие ухудшающего отбора в государственные структуры. Мы получаем модель, где люди движутся, а на выходе ничего нет.

Решаема ли эта проблема? Да, в принципе решаема. Причем поразительно, что разработчики идей нового государственного менеджмента в России, они в принципе знают как. Они знают, что должны быть стандарты оказания государственных услуг. Это и есть запрос, который идет к чиновнику, и который означает, что справедливость начинает работать не только для того, кто поднялся по служебной лестнице, но и для того, кто получает продукт с этой самой высокой, средней или низкой ступеньки государственной лестницы. Проблема однако в том, что чиновники очень не хотят создания закона о государственных услугах, и я их понимаю. Они предпочитают делать административный регламент, порядок внутренних административных отношений. И по-моему, ещё никто не поставил вопроса, что новый государственный менеджмент в тех странах, где он внедрен, начинался даже не с закона о стандартных властных услугах. Он начинался с хартии граждан или хартии потребителей. Потому что для начала общество должно определиться с тем, чего оно хочет от этих чиновников. Оказывается, люди хотят разного. Например, ирландцы в виде приоритета в своей хартии указали доброжелательность государственной власти. А французам неважна доброжелательность. Им важно, чтобы чиновник быстро ответил по телефону, чтобы он поднял трубку не позже, чем на пятый звонок. Ты можешь не относиться ко мне доброжелательно. Я не хочу долго видеть твою рожу. Давай быстро обслуживай.

Разные приоритеты. Разная постановка. У нас пока такой постановки нет, в итоге получаются очень смешные вещи. Федеральная налоговая служба, опережая реформы, сама сделала стандарт обслуживания в налоговых инспекциях. Мне рассказывали замечательные истории. Там в стандарте определено, что 15 минут должен продолжаться прием налогоплательщика. Понятно, имеется ввиду, что за 15 минут надо решить его проблему. Но этого же не сказано. Поэтому человек приходит, проходит 15 минут и ему говорят: “Так, а теперь пройдите и встаньте в конец очереди. 15 минут истекли”. Вот что происходит, когда эта идея реализуется не со стороны хартии, а со стороны конкурирующего чиновничества, которое, как положено, есть процесс и результат ухудшающего отбора. Не буду больше давать рекомендаций по первой модели, давайте лучше поговорим о второй.

О модели, которая ориентирована на тех, кто не нуждается в лифтере. Это, вообще говоря, справедливость для самостоятельных людей. Для тех, кто обладает определенными свойствами не только активности, но и склонностью к риску. Как может выглядеть эта модель? Вообще говоря, понятно как. Нужно выровнять первоначальные условия роста и дальше дать возможность расти, но расти не начиная с какой-то чиновничьей должности или ранга, а начиная с начальной школы. Я думаю, что школа — первый этаж, потом лифт поднимается и, по идее, люди должны выйти и перейти на другие лифты, которые ведут в университеты, которые ведут на работу, потом позволяют им заниматься предпринимательством. Тут будут определенные проблемы, потому что как только откроются двери первого лифта, там окажется военком и военврач, которые скажут: “пожалуйте сюда”, и дальше переход к остальным лифтам будет сильно затруднен. Но я сначала не про военкома, и не про военврача, а про начальную точку этого маршрута, про школу.

Боюсь, что в идеях, что делать с школой, был такой простой соблазн, он касался и университетов тоже. Такой естественный либеральный замысел, что раз люди все равно платят учителям, что-то там спонсируют, что-то приносят, платят репетиторам, платят в университетах, давайте мы это по-человечески, по правовому легализуем. И пусть так и будет, и это будет правильной моделью функционирования образования. Я думаю, что это очень серьезная ошибка. Тяжкая ошибка. Знаете, опять сошлюсь на Гегеля, на притчу про научные обобщения, которая точно к этому случаю относится. Курица наблюдает каждый день человека, который приходит и кормит ее зерном. Обобщает и делает вывод, что человек существует, чтобы кормить курицу. Но однажды человек приходит в курятник не с зерном, а с ножом, и раз и навсегда научает курицу правильно делать научные обобщения.

То, что люди в условиях кризисного и переходного периода временно (потому что этот мир не устроен, прежний разрушен, а новый не построен) согласны нести жертвы коррупции, ради того, чтобы их дети получали образование и имели возможность роста, из этого совершенно не следует, что люди готовы согласиться с этим как с нормой, как с постоянным правилом. То же самое я бы сказал и про второй этаж движения этого лифта. Мне-то думается, что когда мы говорим про устройство вооруженных сил, мы все время начинаем говорить о внешней угрозе. Что нужно и чего не нужно для внешней угрозы. Сегодня вопрос армии — это не вопрос безопасности страны. Это вопрос справедливости этих самых движений молодых людей, их роста. Причем армия может быть инструментом справедливости. Она была в странах, выходящих из патриархального состояния в индустриальное, очень важным инструментом справедливости. Она вырывала человека из обстановки, где ему некуда было расти, и дальше предоставляла некоторые социальные навыки и возможность движения в разные стороны. Но ведь сейчас-то это уже не так. Дальше возникают сложности: для одних людей армия по-прежнему инструмент справедливости — вырваться из гнилого местечка, для других — наоборот — это плита, которая перекрывает движение лифта и заставляет получать образование человека, который не собирался его получать. Там, где он не собирался его получать.