Милтон Фридман - О свободе

Отношение широких слоев населения к прогрессивному подоходному налогу не является столь однозначным. Недавно были сделаны попытки ввести прогрессивный подоходный налог (помимо федерального) в тех штатах, где прежде его не было, и увеличить степень налоговой прогрессии (то есть повысить налог на более высокие доходы). В проведенных по этому поводу референдумах население, как правило, отвергло подобные предложения. В то же время федеральный подоходный налог характеризуется высокой степенью прогрессии (по крайней мере, на бумаге), хотя в нем содержится большое число положений (т. н. «юридических лазеек»), которые на практике позволяют лицам с наиболее высокими доходами платить вовсе не столь уж высокие налоги. Исходя из этих фактов, можно было бы думать, что широкие слои населения относятся по меньшей мере терпимо к системе уравнительного налогообложения, применяющейся в умеренных масштабах.

Тем не менее мы возьмем на себя смелость утверждать, что популярность игорных домов в Рино, Лас-Вегасе, а с недавнего времени и в Атлантик-Сити является не менее верным барометром того, что предпочитает публика, чем существующая система федерального подоходного налогообложения, передовые статьи в «Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост» или страницы «Нью-Йорк Ривью оф Букс».

Определяя свою собственную политику, мы имеем возможность учиться на опыте тех западных стран, с которыми нас связывает общее интеллектуальное и культурное наследие и от которых мы переняли многое в нашей системе ценностей. Пожалуй, наиболее поучительным примером является Великобритания, которая в девятнадцатом столетии была инициатором и образцом практического применения принципа равенства возможностей, а в двадцатом веке взяла курс на насаждение равенства результатов.

Начиная с конца Второй мировой войны доминирующим фактором британской внутренней политики стало стремление ко все большему и большему равенству результатов. Правительство принимало новые и новые меры, направленные на то, чтобы отнять «излишки» у богатых и отдать их бедным. Подоходные налоги были повышены до такой степени, что для группы лиц с наиболее высокими доходами налог на доход с недвижимого имущества составил 98 %, а налог на «доход от производственной деятельности» (или «трудовой доход») — 83 %. Налоги на наследство были еще выше. Значительно расширилась система предоставления государством жилья, медицинского обслуживания и других услуг по социальному обеспечению, а также выплаты пособий по безработице и пенсий по старости. К сожалению, результаты оказались весьма отличными от того, чего предполагали добиться люди, чье чувство справедливости было с полным на то основанием оскорблено классовой структурой, господствовавшей в Англии на протяжении веков. В стране произошло колоссальное перераспределение богатств, однако конечным результатом этого процесса стало вовсе не «справедливое распределение», а нечто совершенно иное.

Взамен или в дополнение к прежним привилегированным классам выросли новые: бюрократы, закрепившиеся на «тепленьких местечках» и защитившие себя от инфляции как на годы работы, так и на годы пенсии; профсоюзы, наловчившиеся изображать себя представителями самых обездоленных и бесправных рабочих, а фактически состоящие из самых высокооплачиваемых работников в стране — то есть из рабочей аристократии; и, наконец, новые миллионеры — люди, которые умудрялись обходить законы, правила и распоряжения, хлынувшие из парламента и различных бюрократических ведомств, люди, которые нашли способы уклоняться от уплаты подоходного налога и переводить свое состояние за тридевять земель — вне пределов досягаемости налоговых инспекторов. Грандиозная перетасовка доходов и богатства? Да. Меньше несправедливости? Вряд ли.

Попытка осуществить равенство в широких масштабах провалилась в Великобритании не потому, что правительством были приняты ошибочные меры, и не потому, что они проводились в жизнь, и не потому, наконец, что контроль за проведением этих мер осуществляли неподходящие люди (хотя в какой-то мере там присутствовали все эти факторы). Эта попытка провалилась по гораздо более фундаментальной причине: она шла вразрез с одним из самых основных инстинктов, свойственных всем людям. Адам Смит определяет его как «постоянное, непрерывное и непрекращающееся стремление каждого человека улучшить свое положение» — и, можно добавить также, положение его детей и потомков. Разумеется, Смит понимал под «положением» человека не просто его материальное благосостояние, хотя наверняка оно было одним из важных компонентов. Он имел в виду гораздо более широкое понятие, включающее в себя все те жизненные ценности, в соответствии с которыми люди расценивают свои успехи и достижения — в том числе и те моральные ценности, которые лежали в основе расцвета филантропической деятельности в девятнадцатом столетии.

Когда законы препятствуют людям преследовать свои собственные цели в соответствии с их собственной системой ценностей, люди стараются найти окольные пути. Они начинают обходить законы, нарушать их или же покидают страну. Мало кто из нас верит в моральный кодекс, который оправдывает принудительное изъятие у людей значительной части того, что они производят, чтобы затем финансировать выплаты другим людям, которых они не знают, предназначенные для целей, которые они могут не одобрять. Когда закон вступает в противоречие с тем, что большинство считает нравственным и справедливым, люди станут нарушать закон — независимо от того, был ли тот установлен во имя некоего благородного идеала (как, например, равенство) или же в самом неприкрытом виде служит интересам какой-то группы, позволяя ей извлекать выгоду за счет других. В этом случае люди будут подчиняться закону не из чувства справедливости или иных моральных соображений, а лишь из страха наказания.

Когда люди начинают нарушать законы, регулирующие только какую-то одну сферу их деятельности, отсутствие уважения к закону как таковому неминуемо распространяется и на все остальные правовые нормы — даже те, которые все считают моральными и справедливыми, как законы против насилия, воровства или злостного хулиганства. Как в это ни трудно поверить, но вполне вероятно, что общий рост преступности в Англии за последние десятилетия стал одним из последствий проводившейся там политики эгалитаризма.

Кроме всего прочего, эта политика эгалитаризма привела к тому, что Англию покинули многие из ее самых способных, энергичных и высококвалифицированных граждан — и выгадали на этом Соединенные Штаты и другие страны, которые сумели предоставить этим «беженцам» более широкие возможности использования их способностей и талантов во имя их собственных интересов. И последнее: кто может сомневаться, что эгалитаристская политика оказала самое неблагоприятное влияние на экономическую эффективность и производительность труда? Безусловно, именно это и стало одной из основных причин, по которым за последние несколько десятилетий Великобритания осталась в отношении показателей экономического роста далеко позади своих континентальных соседей, США, Японии и других стран {18} .