Петр Яковлев - Перед вызовами времени. Циклы модернизации и кризисы в Аргентине

Кроме того, правительство Великобритании выражало твердую политическую волю содействовать установлению сотрудничества между Аргентиной и Европейским экономическим сообществом. Таким образом, процесс нормализации связей с Лондоном выходил за рамки двусторонних аргентино-британских отношений. По существу, соглашение в Мадриде явилось ключевым звеном в цепи дипломатических усилий правительства К. Менема, направленных на повышение уровня взаимодействия с ведущими государствами Запада. Экономической подоплекой этой политики было добиться международной поддержки проводимых неолиберальных реформ. И нужно заметить, что эта цель в основном был достигнута. Ведущие западные державы и на декларативном уровне, и в практическом плане на протяжении десятилетия 1990-х однозначно были на стороне аргентинских рыночных реформаторов.

Последнее, впрочем, не означало, что между Аргентиной и развитыми государствами не осталось зон противоречий и разногласий. Большинство из них лежало в торгово-экономической плоскости и касалось, в первую очередь, более широкого допуска аргентинских сельскохозяйственных товаров на рынки США и Западной Европы. В этом смысле одной из болевых точек являлось сохранение в Соединенных Штатах и странах ЕЭС высоких таможенных барьеров и (это – главное) многомиллиардных субсидий местным производителям аграрной продукции. Однако по данным вопросам аргентинской дипломатии, несмотря на все попытки, не удалось продвинуться вперед. Было очевидно, что страна была лимитирована своими все еще недостаточными экономическими и финансовыми (а следовательно, внешнеполитическими) возможностями и не обладала необходимыми рычагами международного влияния. В конечном счете дивиденды Буэнос-Айреса от смены дипломатической ориентации оказались минимальными. Аргентина больше отдавала, чем получала взамен.Даже поддержка Западом неолиберальной модели, как выяснилось в кризисном 2001 году, имела свои четко очерченные границы.

Третья волна модернизации (на этот раз в ее неолиберальном варианте) в крайне сжатые сроки не только существенным образом преобразовала аргентинскую экономику, но и буквально захлестнула весь социум, нарушила уже давно и, казалось бы, прочно укоренившиеся общественные правила игры. Неолиберальный надлом видоизменил сложившуюся социальную структуру государства, скорректировал расстановку основных политических сил, создал новый морально-этический климат.

Конечно, это был исторически обусловленный и во многом необходимый этап развития страны, и его заделы создали предпосылки динамичного хозяйственного роста в период с 2003 г. Вместе с тем аргентинское общество заплатило за неолиберальный эксперимент неприемлемо высокую цену.В 1990-е гг. в Аргентине сработала неолиберальная стратегия «взлома» национальной экономики. Более того, аргентинские власти по существу делегировали внешним силам (транснациональному капиталу, международным финансовым организациям, ведущим западным державам, прежде всего США) часть своего государственного суверенитета в области экономики, внешней политики и, что было особенно болезненно, в сфере социальных отношений. В результате критически сократились возможности местного политического класса эффективно управлять национальными общественными процессами, и ситуация в конечном счете полностью вышла из-под контроля, что максимально отчетливо проявилось в драматических событиях 2000–2001 гг.

Системный кризис начала нового тысячелетия стал болезненной и острой реакцией аргентинского общества на развернувшийся процесс последовательной утраты национального суверенитета, со временем вызвавший открытое неприятие самых широких слоев населения, включая значительную часть политического истеблишмента и бизнес-сообщества, не связанного напрямую с транснациональным капиталом.

Парадоксы аргентинской модели

При анализе результатов неолиберального реформирования привлекают внимание многочисленные парадоксы этого процесса, которые, обобщая, можно определить как усиление противоположных тенденций. Развития и застоя, созидания и разрушения, укрепления национальной финансово-экономической системы и повышения ее уязвимости, расширения возможностей профессионального роста определенной части аргентинцев и сокращения сотен тысяч рабочих мест, накопления новых богатств и появления массы «новых бедных». Такая противоречивость в свою очередь вела к росту неопределенности траектории модернизации страны, накапливала в обществе потенциал сомнений, разочарований и недовольства, чреватый острыми социальными коллизиями. Стоит отметить, что указанные противоречия прослеживались во всех основных сферах хозяйственной и социальной жизни, усиливая разрыв между ожиданиями, вызванными политическими обещаниями власти, и конкретными результатами неолиберальных реформ для значительной части населения.

Что лежало в основе парадоксов аргентинской модели рыночной модернизации? На наш взгляд, недостаточно объяснять их только обычной диалектикой противоречий, имманентно присущих процессу общественного развития. Вероятно, это были также проявления вполне определенных пороков неолиберальной парадигмы и симптомы надвигавшегося кризиса. «Отличительная черта неолиберализма, – писал Р. Френч-Дэвис, – это его экстремальная вера в эффективность традиционного частного сектора и такое же беспредельное неверие в государственный сектор…»265 Столь жесткий подход, как показали дальнейшие события, себя не оправдал. Он изначально ограничил возможности политического руководства (и общества в целом) влиять на ход и направления хозяйственного развития и оставил страну фактически незащищенной перед лицом внутренних и внешних вызовов и факторов деструктивного характера. Именно в этот момент проблемы и парадоксы неолиберальной модели дали о себе знать с особой разрушительной силой.