Сборник статей - Путь в Европу

Клаус Шредер:

Выжила электротехническая промышленность, проданная западногерманским концернам. Выжила часть предприятий в судостроении, машиностроении и индустрии, производящей оптику. Но все они сохранились лишь благодаря технологической модернизации, которая, в свою очередь, стала возможной благодаря приватизации и притоку частных инвестиций.

При тех технологиях, которые имели место на предприятиях ГДР в 1989 году, обеспечение их конкурентоспособности в условиях рыночной экономики было немыслимо. А некоторые отрасли – например, химическая промышленность – в технологическом отношении были настолько отсталыми, что их пришлось создавать фактически заново. Заново создана – в первую очередь западногерманскими концернами – и автомобильная промышленность.

Игорь Клямкин: Не очень понятно пока, что именно привлекло западногерманских и иностранных инвесторов в Восточную Германию, учитывая несоразмерность производительности труда восточногерманского работника и его зарплаты, соизмеримой с западногерманской. Какой в этом для бизнеса экономический смысл?

Клаус Шредер: Вопрос оправдан, так как с интересами бизнеса плохо сочетаются не только слишком большие расходы на зарплату, но и высокие социальные налоги, которыми облагаются все германские предприятия. Понятно, что при таких условиях деятельности и при отсутствии инвестиций для модернизации многие предприятия бывшей ГДР в 1990-е годы быстро разорились. Но бизнес все же в Восточную Германию пришел, потому что приход этот стимулировался не только символической продажной ценой приватизировавшихся объектов, но и государственными субсидиями.

Кроме того, по мере осуществления технологической модернизации старых восточногерманских предприятий и строительства высокотехнологичных новых производительность труда увеличивалась. Если в ГДР она составляла одну треть от производительности труда в Западной Германии, то сейчас – 70—75%. И достигнут этот показатель не только за счет технологического переоснащения экономики, но и за счет освобождения от «лишних» работников.

Таких «лишних» в ГДР было очень много. В начале 1990-х годов наш институт вместе с Техническим университетом Дрездена на 12 восточногерманских предприятиях изучал процесс их адаптации к рыночным условиям. И уже в ходе первых наших бесед, состоявшихся еще до объединения страны, с их руководителями выяснилось: главная проблема этих руководителей – освободиться от работников, которые не работают. Доля таких людей составляла 10—20% от числа занятых на предприятиях. При социализме, как известно, безработицы не должно было быть, а потому на предприятиях и в учреждениях было множество сотрудников, которых нечем было занять.

Естественно, что переход к рыночной экономике повлек за собой массовые увольнения. В первые годы после объединения безработица в восточных землях достигала 30%. По официальным статистическим данным, она была, правда, несколько меньше, так как в этих данных не учитываются люди, проходящие переквалификацию. И все же ее уровень был тогда очень высоким. Так приходилось расхлебывать последствия плановой экономики, стимулируя рост производительности труда и приход в Восточную Германию западногерманского и иностранного бизнеса.

Тем не менее удержать пришедшие туда крупные компании удается не всегда. Вы слышали, возможно, что финская Nokia закрыла свой завод в немецком городе Бохуме и перебралась в Румынию. Восточной Германии трудно выдерживать конкуренцию со странами Восточной Европы: капитал идет туда, где зарплаты и социальные налоги ниже…

Игорь Клямкин: А каковы сейчас показатели безработицы? В восточных землях они выше, чем в западных?

Клаус Шредер:

На востоке Германии она составляет около 15%. Это – по официальной статистике. С учетом же тех, кто проходит переквалификацию, она выше, хотя и не намного. На западе страны показатель безработицы почти в два раза ниже – примерно 8%.

Хочу, однако, сказать и о том, что безработица – это не только проблема людей, труд которых оказывается рынком не востребованным. Это и проблема государства, вынужденного такую невостребованность компенсировать. Пособия по безработице составляют в Германии 58—68% от заработка на последнем месте работы. Сейчас действует такая система, при которой человек, потерявший работу, в течение первого года получает компенсацию в размере 1000 евро в месяц, в течение второго года – 850 евро, в течение третьего – примерно 770, а потом – 650—700 евро.

Лилия Шевцова: Самое низкое ваше пособие превышает реальную среднюю зарплату в большинстве посткоммунистических стран. Надо полагать, что не стимулирует это и трудовую эмиграцию, которая в этих странах существенно снижает уровень безработицы. Я не права?

Клаус Шредер:

Пожалуй, не совсем. Сейчас отток населения из Восточной Германии уменьшился, но за период с 1989-го по 2005-й он составил около 2 миллионов человек. И это, кстати, была чувствительная потеря, так как среди уехавших был много высококвалифицированных специалистов – прежде всего молодых женщин, которые в восточных землях не видели для себя никаких перспектив. Они лишились работы, потому что в ГДР была очень высокая занятость женщин – около 90%. В Западной Германии дело обстояло не так – там женщины после рождения детей обычно завершали свою профессиональную карьеру или прерывали трудовую деятельность на несколько лет. С учетом этого выстраивался и западногерманский рынок труда: общее количество рабочих мест соответствовало относительно невысокому спросу на них со стороны женской части населения. Когда же эта модель рынка труда была механически перенесена на восток, она стала дополнительным источником безработицы и, как следствие, массовой «утечки мозгов» в западные земли.

Но безработица, повторяю, на востоке Германии все еще остается очень большой, что создает огромные социальные нагрузки на государство и бизнес. На пособия по безработице и пенсии мы расходуем ежегодно около 100 миллиардов евро.

Игорь Клямкин: О пенсиях мы вас попросим потом рассказать подробнее, равно как и о зарплатах. Но сначала хотелось бы все же завершить разговор о приватизации. Как она осуществлялась в промышленности, более или менее понятно. А в аграрном секторе?

Клаус Шредер: Лишь немногим бывшим землевладельцам, собственность которых была экспроприирована в Восточной Германии после войны, удалось вернуть свои земельные участки. Как правило, собственниками земли становились люди, которых у нас называют «красными баронами», т. е. бывшие директора социалистических сельскохозяйственных кооперативов. Они становились собственниками, используя свое положение и связи и применяя, мягко говоря, не очень прозрачные методы. Есть исследования, согласно которым в 90% случаев приватизация кооперативов проходила с нарушениями законодательства. Таких нарушений было намного больше, чем при приватизации через Опекунский совет.

Читать дальше