Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда

В российском случае ситуация также априори неочевидна. Во-первых, хотя издержки увольнения достаточно высоки, инфорсмент соответствующего законодательства слаб [Gimpelson et al., 2010; Капелюшников, 2011]. Во-вторых, в целом ряде случаев временной интервал между появлением информации о предстоящем повышении МЗП и вступлением повышения в силу был очень короткий. Так, например, решение об увеличении федерального МРОТ в октябре 2003 г. было принято Государственной Думой 17 сентября 2003 г., одобрено Советом Федерации 24 сентября 2003 г., и подписано Президентом 1 октября 2003 г., т. е. вся законодательная «дистанция» была пройдена за две недели. В схожем темпе решение об увеличении МРОТ в январе 2005 г. было принято Государственной Думой 17 декабря 2003 г., одобрено Советом Федерации 24 декабря 2005 г., и подписано Президентом 29 декабря 2005 г.

Вместе с тем в случае двух наиболее значительных повышений МРОТ – в сентябре 2007 г на 110 % и в январе 2009 г. на 90 % – работодатели имели гораздо больше времени для предварительного приспособления. Федеральный закон, вводивший повышение МРОТ с сентября 2007 г., был подписан Президентом 20 апреля 2007 г., а закон, вводивший повышение МРОТ с января 2009 г., был подписан Президентом 24 июня 2008 г. В первом случае работодатели имели четыре полных месяца для предварительной адаптации, а во втором случае – шесть полных месяцев [94]. Отметим также, что с сентября 2007 г. регионы уже могли вводить свои РМЗП и эти повышения были гораздо менее предсказуемы для работодателей. Хотя по закону работодатели могли присоединиться к трехстороннему соглашению, устанавливающему РМЗП, в течение одного месяца после его введения, известны случаи, когда такие нормы вводились «задним числом» [95].

Все это означает, что вопрос о длине временного лага между повышением МЗП и эффектом для занятости является эмпирическим. При оценивании уравнения (1) необходимо тестировать наличие лагов разной длительности, что мы и делаем в данной работе.

Следующим важным элементом нашей эмпирической стратегии является оценивание уравнения (1) как на всем рассматриваемом периоде (с января 2001 г. по декабрь 2010 г.), так и отдельно для периода, когда регионы получили право устанавливать собственные МЗП (сентябрь 2007 г. – декабрь 2010 г). Этот период требует отдельного рассмотрения по целому ряду причин.

Во-первых, как отмечалось выше, вводя собственные МЗП, регионы могут определять и их «покрытие». Например, в ряде регионов собственная МЗП распространяется только на частный сектор, а для бюджетного сектора действует федеральный МРОТ. Во-вторых, некоторые регионы привязывали свои МЗП к величине регионального прожиточного минимума. В-третьих, есть несколько регионов, по которым нам не удалось найти информацию о введении собственных МЗП, и этим регионам мы вменяли федеральный МРОТ. В то же время по некоторым регионам информация о величине МЗП за отдельные месяцы была противоречива. Для контроля всех этих случаев мы вводили в регрессии соответствующие дамми-переменные.

В-четвертых, можно ожидать, что инфорсмент региональных МЗП слабее, чем инфорсмент федерального МРОТ, а слабый инфорсмент может нивелировать влияние МЗП на рынок труда. Из-за отсутствия информации о межрегиональных различиях в инфорсменте МЗП мы не можем скорректировать МЗП с учетом этих различий. Возможный способ представить эффект инфорсмента на МЗП заключается в оценивании уравнения (1) для второго подпериода, в предположении при этом, что регионы не вводили свои МЗП и руководствовались только федеральным МРОТ [96]. Если в обоих случаях величина и значимость эффектов МЗП будут сопоставимы, то это укажет на слабость инфорсмента региональных МЗП.

В-пятых, к введению своих МЗП (выше федерального МРОТ) более склонны те регионы, в которых лучше состояние рынка труда, в том числе ниже уровень неформальной занятости. В этом случае возникает новый источник эндогенности индекса Кейтца в уравнении (1), проистекающий уже не из эндогенности знаменателя (заработной платы), а из эндогенности числителя. Это приводит к возможной недооценке (переоценке) положительного (отрицательного) влияния индекса Кейтца на неформальную занятость во втором подпериоде. Эту проблему мы в определенной мере учитываем, включая в уравнение (1) индекс промышленного производства, доступный нам только с 2007 г.

Еще одна проблема, на которую мы обращаем внимание при оценивании уравнения (1), проистекает из возможной серийной корреляции (автокорреляции) в зависимых переменных и в индексе Кейтца. Если такая корреляция присутствует, но не учитывается при оценивании, то это приводит к занижению оценок стандартных ошибок коэффициентов и, следовательно, к тому, что нулевая гипотеза об отсутствии корреляции между индексом Кейтца и уровнем занятости или безработицы будет отклоняться слишком часто. Следуя имеющимся рекомендациям (например: [Wolfson, 2011]), для учета этой проблемы мы оцениваем стандартные ошибки коэффициентов в уравнении (1) с учетом возможной кластеризации ошибке по регионам.

Результаты оценивания базового уравнения (1) для трех используемых в работе показателей неформальной занятости и для показателя формальной занятости на всем периоде в целом, а также отдельно для второго подпериода представлены в табл. П5-5. В каждом нечетном столбце приведены оценки коэффициента при индексе Кейтца (и стандартные ошибки), полученные из нескольких разных спецификаций уравнения (1). В каждую спецификацию индекс Кейтца включался только один раз: либо без лага, либо с лагом от одного до пяти месяцев. У более длинных лагов значимое влияние отсутствует. В каждом четном столбце представлены результаты оценивания одной спецификации уравнения (1), в которую одновременно включались индекс Кейтца и его трехмесячный (квартальный) лаг.

Напомним, что мы используем несколько модифицированный индекс Кейтца, который представляет собой отношение МЗП в период t к средней заработной плате в период t — 1, умноженное на 100 %. Например, обозначение Kaitz(-2) соответствует индексу Кейтца, взятому с лагом в два месяца, т. е. это отношение МЗП в период t— 2 к средней заработной плате в период t— 3, умноженное на 100 %. Доли неформальной занятости выражены также в процентах, поэтому полученные коэффициенты показывают, на сколько процентных пунктов изменится доля неформально занятых при изменении индекса Кейтца на 1 п.п.

На всем периоде нам удалось выявить значимую связь между индексом Кейтца и неформальной занятостью только в спецификации, включающей одновременно нулевой и третий лаги индекса Кейтца. Рост МЗП увеличивает как долю занятых в неформальном секторе (Неф-1), так и уровень неформальной занятости (Неф-3), и при этом сокращает уровень формальной занятости (Форм). Статистическая и экономическая значимость влияния МЗП прослеживаются гораздо более явно в период 2007–2010 гг. Это может быть вполне объяснимо тем, что и сам уровень МЗП по отношению к средней заработной плате, и его повышения в первом периоде были намного меньше, чем во втором.