Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда

С сентября 2007 г., как мы уже отмечали, регионы получили право устанавливать собственный уровень РМЗП, чем многие воспользовались. К сожалению, эта информация централизованно не собирается, а потому мы формировали базу данных по РМЗП самостоятельно и «вручную». Точкой отсчета послужил мониторинг Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР), проводившийся в период с 2007 по 2010 гг. [85]Недостающие данные мы получили на основе детального анализа принятых региональных трехсторонних соглашений, доступных в специализированных базах правовой информации и на официальных сайтах региональных администраций.

Собирая данные о РМЗП, мы принимали во внимание ряд обстоятельств.

Во-первых, мы старались контролировать качество данных. В тех случаях, когда информация об уровне РМЗП в некотором регионе за какой-либо месяц отсутствовала или ее надежность вызывала сомнения, соответствующие регионы отмечались в базе данных как регионы с низким качеством данных по МЗП, и в дальнейшем либо во все регрессии включались соответствующие дамми-индикаторы, либо все регрессии пересчитывались как с учетом, так и без учета таких регионов.

Во-вторых, в ряде регионов РМЗП распространяется не на всех работников, а только на занятых в частном секторе. В таких случаях в государственном секторе обычно применялся уровень МЗП, равный федеральному МРОТ. В разные месяцы рассматриваемого периода такая практика наблюдалась в 8–15 регионах. В нескольких случаях разные уровни РМЗП устанавливались для разных территорий и/или секторов экономики внутри одного региона. Например, в Красноярском крае РМЗП могла варьироваться от примерно 5000 до 8000 руб., а в Алтайском крае существовал свой субминимум для занятых в сельском хозяйстве. Все подобные случаи мы либо контролировали в регрессиях с помощью специальных дамми-индикаторов, либо все регрессии пересчитывались как с учетом, так и без учета таких регионов.

Наконец, в-третьих, в ряде регионов РМЗП привязаны к величине регионального прожиточного минимума (РПМ). В этих случаях региональные трудовые соглашения, устанавливающие уровень РМЗП на ближайшие месяцы, могли предусматривать ее индексацию в зависимости от ежеквартального изменения РПМ. Так как это потенциально усложняет процедуру установления РМЗП и ослабляет ее инфорсмент, мы также контролировали эти случаи, включая в регрессии соответствующие дамми-переменные, либо проверяли устойчивость наших результатов к их исключению.

Ежемесячные данные по номинальной средней заработной плате в регионах доступны из официальной статистики Росстата, основанной на отчетности организаций [86].

Наличие данных о минимальной и средней заработных платах позволяет рассчитать их соотношение, называемое индексом Кейтца ( Kaitz index ) по имени экономиста, предложившего этот показатель. Он синтезирует в себе всю основную информацию о потенциальном давлении минимума заработной платы на все распределение заработной платы и является стандартной переменной в исследованиях МЗП, использующих временные ряды [Neumark, Wascher, 2008, р. 29].

На рис. П5-1 представлена динамика индекса Кейтца в период с 2001 по 2010 гг. В первый подпериод (до августа 2007 г.) значение индекса Кейтца в целом по России составляло примерно 9–11 %, что значительно ниже, чем в странах ОЭСР [OECD, 2007]. Тем не менее в некоторых российских регионах даже в этот период величина индекса достигала 20–25 %. Во второй подпериод (с сентября 2007 г. по декабрь 2010 г.) индекс Кейтца заметно вырос. В целом по России в начале 2009 г. он достиг 25 %, что соответствует нижней границе значений, характерных для стран ОЭСР. При этом с начала 2009 г. во многих российских регионах индекс Кейтца находился устойчиво выше этой отметки. Правда, после каждого пересмотра МЗП он сразу начинал снижаться из-за постоянного роста средней зарплаты [87].

Данные по неформальной занятости.Для расчета уровня неформальной занятости по регионам мы используем данные ОНПЗ. В своем определении неформально занятых мы полностью следуем подходу, применяемому Росстатом. К ним мы относим всех работников, занятых не на предприятиях ( имеющих статус юридического лица ) . Плюсом такого «расширенного» определения является то, что оно не чувствительно к ошибкам и неответам респондентов на вопросы о размере предприятия, наличии официальной регистрации, уклонениях от налогов, отчислениях в фонды социального страхования и т. д., которые весьма распространены при ответах на вопросы такого рода. Но этот плюс является одновременно и его минусом. Априори не понятно, в какой мере это расширенное определение неформальности сочетается с ее отдельными проявлениями.

Отметим, что данное «расширенное» определение неформальной занятости не тождественно легалистскому определению, имплицитно заложенному в нашу модель влияния МЗП на неформальную занятость, согласно которому неформальной считается занятость, в отношении которой не соблюдается законодательство о МЗП. Вряд ли законодательство о МЗП не соблюдается абсолютно для всех занятых не на предприятиях. Вполне возможно, что есть рабочие места не на предприятиях, где законодательство о МЗП соблюдается. Тогда, используя «расширенное» определение, мы переоцениваем размер неформальной занятости. Однако мы предполагаем, что относительно полное соблюдение МЗП не на предприятиях встречается крайне редко, поэтому такие случаи не будут оказывать значимого влияния на наши результаты.

Тем не менее, согласно легалистскому определению, законодательство о МЗП должно выполняться для всех занятых в формальном секторе. Но на практике это может быть не так. Например, из-за того, что внутри формального сектора может существовать неформальная занятость. Однако, согласно оценкам Росстата на данных ОНПЗ, масштаб такой занятости был небольшой и составлял менее 1 %. Есть также некоторые свидетельства из статистики крупных и средних предприятий о выплате заработной платы ниже федерального МРОТ, но доля таких занятых также не велика и составляла менее 4 % [Lukiyanova, 2011]. Таким образом, эффект повышений МЗП на занятость в формальном секторе может несколько сглаживаться неполным соблюдением законодательства в этом секторе.

Мы рассчитываем три показателя для неформальной занятости. Первый (Неф-1) представляет собой долю работников, имеющих основную работу в неформальном секторе, в процентах от всех занятых. Этот показатель характеризует структуру занятости, степень ее разделения на формальную и неформальную части. Второй (Неф-2) рассчитывается аналогично первому, но дополнительно учитывает также всех имеющих в неформальном секторе и вторую работу. Он позволяет учитывать возможное влияние изменений в МЗП на выбор сектора для второй работы. Третий показатель (Неф-3) представляет собой уровень неформальной занятости – долю работников, имеющих основную работу в неформальном секторе, в процентах от населения в возрасте экономической активности (15–72 лет). В отличие от первого показателя, Неф-1, он не связан напрямую с занятостью в формальном секторе. (Например, при росте формальной занятости показатель Неф-1 автоматически сокращается, но при этом уровень неформальной занятости, Неф-3, может как сокращаться, так и не меняться или даже расти.)