Борис Старцев - Экономическая социология в России: поколение учителей

– Вы имеете в виду нашумевший докладу вокруг которого [2] Текст доклада приводится в кн.: Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества. М.: Дело, 2002. …

– Да, да. Мы сделали этот коллективный проект (около десяти печатных листов) и, поскольку придавали ему исключительное значение (он действительно был тогда существенно новым), разослали его в десять академических институтов экономического и социологического профиля, включая региональные институты, т. е. не только в Москву и Ленинград, но и в Пермь, Уфу, Свердловск – в общем, туда, где были основные социологические центры. Это было сделано еще осенью 1982 года. И к нам стали поступать всякие отзывы, а ближе к апрелю 1983 года, моменту семинара, посыпалась лавина просьб пригласить на семинар; т. е. информационная волна разошлась широко.

Собственно говоря, цель семинара состояла в обсуждении нашего проекта, потому что мы понимали, что выходим за пределы того, чем обычно занимались. Наш семинар носил междисциплинарный характер. Там были экономисты, юристы, социологи, философы и многие другие (профессиональных политологов тогда не было вообще).

– Термина «экономическая социология» в 1983 году еще тоже видимо не было.

– Нет, был, потому что название доклада заканчивалось словами: «…и задачи экономической социологии». В самом проекте ее еще не было. Значит, в то время и рождалась эта идея. Работа над проектом шла не один день. Если осенью 1982 года он был готов, значит, мы над ним работали как минимум с конца 1981 года. В те времена особой спешки не было. В процессе работы над проектом «Социальные механизмы…» сотрудники социологического отдела ИЭиОПП СО АН очень четко осознали, что здесь каждый сможет найти свое место, потому что тема очень широкая, целостная, и в ней находится место для всех исследований. Это и помогло нам сделать выбор в учебном процессе. Мы пришли к выводу, что, по-видимому, общая сфера наших интересов и нашей работы – социальные механизмы развития экономики. Причем это – не социальная сфера экономики, а нечто совсем другое. Это социология внутри экономики, внутри экономических отношений – социология экономических отношений, социология экономической жизни. И тогда мы (как бы авансом), в общем-то еще толком не представляя себе, что это за наука и, вообще-то говоря, не зная специальных работ в этой области, решили, что курс, который надо читать студентам, будет называться «Экономическая социология».

– Это было коллективное решение?

– Коллективное, наша кафедра решила.

– А откуда взялось это название?

– Да ниоткуда. Сами придумали, и всё. Я не думаю, чтобы был какой-то особенный источник. Конечно, мы с Р. В. Рыбкиной были руководителями, и можно было бы сказать, что это мы придумали, но главное не в этом. А вот после того, как мы это придумали, то стали размышлять над тем, что же это такое – экономическая социология. Стали смотреть в энциклопедиях определения всяких смежных наук: что такое физическая химия, химическая физика, биологическая физика и проч. И пришли к выводу, что хотя единой закономерности в определениях этих смежных наук не было, но преобладала такая тенденция, что существительное (физика, химия, биология), как правило, относится к методологии, а прилагательное (химическая, физическая и др.) – к сфере исследования.

– Имеется в виду объект исследования?

– Да, объект. И тогда нас это устроило: не социальная экономика, а экономическая социология, т. е. исследование экономики социологическими методами. Но на практике все мы, конечно, работали в таких сложившихся областях, как социология труда, социология миграции и других смежных сферах. И принципиальное значение придавали тому, что в схеме социального механизма очень важное место отводится хозяйственному механизму управления экономикой, который сегодня мы назвали бы системой экономических институтов. Речь шла о том, чтобы изучить функционирование этого механизма социологическими методами, понять, что в действительности за ним стоят люди (сейчас мы сказали бы «социальные акторы»), которые его используют совершенно разными методами, а иногда вообще не используют, обходят. Именно в этом мы видели суть экономической социологии.

И тогда мы стал и думать о программе курса. Итак, идея есть – будем читать экономическую социологию. А как мы ее будем читать, что она вообще из себя представляет? Здесь уже, конечно, возникла проблема какой-то системности, определения предмета экономической социологии. На эту тему мы с Рыбкиной написали статью, которая чрезвычайно возмутила Ельмеева, курировавшего специализацию по экономической социологии в Л ГУ. Он «разразился» ответной статьей в «Вестнике Ленинградского университета», где говорилось, что мы «украли» идею экономической социологии у Н. Смелсера [Neil Smelser] и Р. Сведберга [Richard Swedberg]. Как можно украсть «идею науки», я не знаю. Кроме того, он утверждал, что эта ветвь науки жутко буржуазная, самая буржуазная из всех. Это надо было читать…

А мы потихонечку стали работать над этой темой так, как сами ее понимали, – экономическая деятельность, экономическое поведение, подходы к их изучению, и одновременно разыскивать все-таки по возможности какую-то западную литературу. Вначале «напали» на Р. Сведберга. Помнится, он писал в предисловии к своей книге по экономической социологии, что она в силу своей громоздкости и структурных недостатков напоминает кита, вытащенного на берег (она действительно, как мне кажется, была немного неуклюжей). Потом читали его более поздние работы, но все-таки наша экономическая социология рождалась не из западной, а в первую очередь исходя из внутренних нужд нашей советской науки и практики, она решала прагматические проблемы, которые перед нами стояли. Мы выпускали студентов-экономистов, и наша задача заключалась в том, чтобы за два последних года учебы привить им социологическое видение действительности. Лучше всего было это делать на материалах, которые относились к экономическим отношениям. Отсюда и появилась эта несколько амбициозная, а в действительности прагматическая ориентация. Мы стали читать экономическую социологию. В первый год – примерно пополам с Р.В.Рыбкиной.

– Это был 1985 год?

– Нет, раньше. Я в 1987 году уже уехала из Новосибирска, а на момент моего отъезда у нас уже была готова книга.

– «Социология экономической жизни»?

– Да. Вернее, монография была почти готова, но в виде научного отчета на 25 печатных листах. Потом мы стали его дорабатывать. Все, что опубликовано в книге, – это только первые три раздела. Еще три раздела остались неопубликованными. У меня они есть. Это и хозяйственный механизм (взгляд со стороны социологии), и экономическое поведение, и социальный механизм как обобщение предыдущих разделов. Но в начале 1988 года я уехала в Москву, чтобы создать ВЦИОМ, а Р.В. Рывкина осталась в Новосибирске. Она одновременно дорабатывала второй раздел нашей общей книги, посвященный экономической культуре, и подготавливала со своим коллективом другую книгу. Поэтому «доработка» растянулась на три года, и наша книга вместо 1988 года вышла в 1991 году, да и то только первая ее часть. На доработку и издание второй части у нас уже, как говорится, не хватило духа. И потому, конечно, эта книга, хотя в общем и неплохая, но неполная. Просто это воплощение половины общего замысла.