Салават Асфатуллин - Экономическая безопасность страны

Каковы же причины живучести идей «шоковой терапии», принципов радикального либерализма, на которых она основана? Главные из них, несомненно, связаны с идеологическими интересами (реализация которых требует скорейшего и любой ценой – даже ценой подрыва национальной безопасности – устранения любых социалистических элементов), а также с экономическими интересами конкретных групп лиц.

Интересы первого и второго рода взаимосвязаны. С одной стороны, властным кругам, нацелившимся на скорейшее разрушение социалистической системы, требовалась мощная социальная база, беспрецедентно быстро создать которую можно было только путем раздачи госсобственности избранным персоналиям и их группам (путем утверждения «капитализма для своих»). С другой – возникавшие экономически влиятельные группы с самого начала энергично «выходили» на властные структуры, добиваясь перехода в свою собственность все новых и новых «филейных» частей национального богатства. Отсюда – взяточничество, коррупция, тайные сделки, махинации, полный произвол в процессах денационализации. Такие встречные контакты неизбежно ведут к сращиванию интересов официальных и частнохозяйственных групп, к возникновению и расширенному воспроизводству их партнерства.

Эти действительные причины воспроизводимости либералистских принципов в госрегулировании экономики до сих пор в должной мере не осознаются. Все еще можно услышать и о «дефиците концепций и программ рыночной трансформации», и об «ошибках», и об «искренних заблуждениях», «радужных иллюзиях» и т. п. наших радикальных реформаторов (об их «романтизме»). Первое, стоит подчеркнуть, просто неправда. Ошибки, если исходить из логики самой избранной в России реформационной модели, может быть, и были, но вряд ли серьезные; в этом смысле лавры российских «шокотерапевтов» вполне заслуженные.

«Ситуация с экономикой, балансирующей между планом и рынком, стала настоящим кошмаром для ряда стран. Но этого могло и не быть, если бы одна группа лиц, проводивших преобразования, не поддалась искушению перераспределить государственную собственность в своих интересах, а другая – не занималась бы безответственным экспериментированием на столь «плодородном поле»» [Там же. С. 115]. Впрочем, оценка реформационной ситуации в практикующих либералистскую модель постсоциалистических странах с использованием понятия «ошибка» возможна, но вовсе не в плане неудачных действий по реализации принятой стратегии, а в отношении самого выбора последней. В этом смысле нельзя не согласиться со следующим суждением: «… Ответственность за возникновение столь ужасной ситуации после «шоковой терапии» и «творческого разрушения» полностью лежит на лидерах переходных стран. И это справедливо, поскольку существовал и другой путь, который мог бы в некоторой степени сгладить социальные трудности и ускорить выздоровление экономики. Этот подход, заключавшийся в постепенной, но всесторонней и целенаправленной реформе, создании новой макроструктуры и переосмысливании роли государства, был либо вовсе не принят, либо применялся лишь частично» [Там же. С. 144].

Что касается пресловутого «романтизма», то подозревать в приверженности к нему доморощенных «шокотерапевтов» могли разве что в первые год-два. Поскольку же, несмотря на вопиющие факты отторжения конструкции самой жизнью, эту схему продолжают с маниакальным упорством навязывать обществу даже десятилетие с лишним спустя, доселе верить в «искренние заблуждения» способны, наверное, лишь самые наивные.

В последнее время в выступлениях отдельных высокопоставленных лиц появились пассажи о том, что нам нужны вовсе не «реформы ради реформ» – важно качество реформирования. Эти слова можно было бы только приветствовать, если бы они не повисали в воздухе. Чтобы превратить слова в дела, власти необходимо извлечь из накопленного реформационного опыта соответствующие уроки. Общий из них состоит в осознании обосновывавшейся выше необходимости срочного изменения курса реформ. Нам необходимо не продолжать или, хуже того, радикализировать либералистскую реформу, а срочно реформировать «нареформированное» за десять лет, т. е. резко изменить реформационный курс. В противном случае трагический «транзит в средневековье» продолжится. И не надо обманываться некоторыми позитивными динамическими показателями последних лет. Во-первых, они абсолютно несущественны в сопоставлении с чудовищно провальной исходной базой. Во-вторых, связаны главным образом с временными постдевальвационными эффектами (и соответствующей положительной инерцией… результатов деятельности четвертого постсоветского Правительства), а также с благоприятной конъюнктурой на мировых рынках энергоносителей. В-третьих (и это главное), в настоящее время все постдефолтные эффекты – объективные и субъективные – себя исчерпывают [Резников Л. Дискуссионные вопросы нынешнего этапа экономического реформирования// Российский экономический журнал. 2002. № 7. С. 7]. Более конкретные уроки касаются тех или иных аспектов перехода от либералистской к альтернативной модели экономического реформирования. Не претендуя на охват всех относящихся к этому сюжетов, хотелось бы в заключительной части статьи остановиться на следующих из них.

О государственном и частном секторах. Радикальные либералы исходили и исходят из того, что частный сектор заведомо эффективнее государственного. Так, в «Либеральной альтернативе», хотя и констатируется, что «попытки прямого сравнения ГУП (государственных унитарных предприятий. – В.К.) и частных предприятий по показателям эффективности не позволяют сделать однозначных выводов о преимуществе тех или других», утверждается: «Общая тенденция большей эффективности частного бизнеса достаточно очевидна» [Там же. С. 18–19]. Отсюда и установка на форсированную приватизацию, которая, стоит повторить, предполагает раздачу госсобственности по символическим ценам. Один из нобелевских лауреатов в этом контексте отметил следующее: «Если под приватизацией понимать продажу по справедливой цене, становится ясным, что быстрая приватизация невозможна…» [Эрроу К. Экономическая трансформация: темпы и масштабы / Реформы глазами американских и российских ученых. С. 81].

Между тем никакой априорности здесь нет, ибо каждый из секторов решает свои задачи и имеет свою нишу; один эффективнее в определенных случаях, другой – в иных. Это общее положение специфическим образом проявляется в постсоветской России: здесь до сих пор не сложились благоприятные для предпринимательства условия, в силу чего ни одна из форм собственности и хозяйствования не в состоянии раскрыть своего потенциала, поэтому разговоры о большей эффективности какой-либо из этих форм вообще утрачивают смысл. Априори же можно быть уверенным лишь в том, что независимо от своего собственнического статуса эффективнее те предприятия, которые или выпускают экспортную продукцию, или на излете советской власти успели получить валютные средства для закупки новой техники и технологий, или, как говорится, ногой открывают двери в раздающие разного рода льготы властные кабинеты.