Энди Бойнтон - Виртуозные команды. Команды, которые изменили мир

«Я должен был радоваться такой удаче, но, будучи дерз ким и самоуверенным мальчишкой, спесивым и эгоцентричным, полагал, что сам был для них Божьим даром… Оказалось, что так оно и есть» [222] Ibid. .

Работая в небольшой комнате, в тесном сотрудничестве друг с другом, команда Сезара столкнулась с необходимостью соблюдать невероятно строгие сроки. Атмосфера в группе была доверительной и открытой, а «художественный беспорядок» позволял сценаристам делать то, что у них лучше всего получалось. Ларри Гелбарт рассказывает: «Это было очень похоже на то, как ходили на работу персонажи фильма “Max Brothers”» [223] Gelbart L., цитируется по расшифровке Caesar’s Hour Revisited, op. cit. . Тем не менее, хотя они много веселились, но при этом понимали, что собрались для того, чтобы добиться успеха и заработать деньги. Начиная с понедельника, каждую неделю команда сценаристов работала до субботнего вечера, когда начиналась трансляция шоу для 20 миллионов зрителей.

Как правило, сценаристы приступали к работе в начале новой недели либо поодиночке, либо попарно, в зависимости от поставленной задачи. Затем они собирались вместе в небольшой «писательской комнате», чтобы поделиться идеями. Идеи, ситуации и сюжетные линии обсуждались подробнейшим образом, большинство из них отклонялось, а оставшиеся подвергались дальнейшей обработке. Сценаристы работали стремительно. сохраняя, однако, сосредоточенность: они понимали, что в такой переменчивой сфере, как телевидение, еженедельно рискуют своей карьерой, поэтому им некогда было ссориться друг с другом. Как говорит один из персонажей Нила Саймона в пьесе «Смех на 23-м этаже» (Laughter on the 23rd Floor), рассказывающей о сценаристах Сезара: «В этой комнате? Я не могу себе позволить расстраиваться. Смех – это деньги!.. В этой комнате рождается великая комедия» [224] Simon N. Laughter on the 23rlt Floor. New York: Random House, 1995, p. 68. . Нанетт Фабрей (Nanette Fabray), одна из ведущих актрис Сезара, так описывает атмосферу, царящую в команде: «Все кричали что есть мочи. В комнате было полно дыма, потому что все курили, – и еды! Столы ломились от еды» [225] Tobias, op. cit. .

Несмотря на яркую индивидуальность, сценаристы Сезара могли удерживать баланс, который позволял им работать вместе, сохраняя очень тонкую грань между сотрудничеством и соперничеством. Приведем в качестве примера отрывок беседы Сида Сезара с Карлом Рейнером и Ларри Гелбартом:

– СЕЗАР: …это было феноменально… сидеть… и слушать весь этот шум и гам, перепалки и злобные речи.

– РЕЙНЕР: Мы называем это соперничеством. Именно соперничеством.

– ЛАРРИ ГЕЛБАРТ: Мы называем это сотрудничеством [226] Caesar S., Reiner C. and Gelbart L., цитируется по Caesar’s Hour Revisited, op. cit. .

Кроме того, рабочее пространство команды имело свои особенности, которые способствовали ее единению, созданию комфортных условий, выстраиванию дружественных отношений, облегчающих работу. Здесь люди могли оставаться самими собой, будто эта комнатка была для них вторым домом. Нил Саймон ярко описывает их рабочее пространство в пьесе «Laughter on the 23rd Floor»:

«Вот писательская комната. На самом деле она состояла из двух комнат, но стену между ними сломали и объединили их в одну большую.

Комната разделена на две части. Одна – левая сцена, где пишется сценарий. Там стоит металлический стол с пишущей машинкой и вращающимся стулом. Слева от стола большой кожаный диван. Напротив стола – большое, удобное кресло. Оно принадлежит Сиду Сезару. Вокруг стоят разнообразные стулья, тут достаточно места для восьми человек.

Другая часть комнаты – правая сцена – зона отдыха. У стены стоит стол с кофеваркой, в которой как раз сварился кофе. Там есть одноразовые стаканчики и несколько «именных» стаканов для «ветеранов». На столе – свежие булочки, рулеты, нарезанный кекс и слоеные пирожные.

Тут же расположен небольшой стол с двумя стульями и телефоном.

На стене висит пробковая доска, к которой прикрепляются карточки с описанием набросков сценария. Тут множество журналов, словарей и справочников. В комнате две двери, одна напротив другой. На полках стоят премии “Эмми” и другие награды.

В стене проделаны две дырки, слева от Сида, которые теперь обрамлены серебряными рамочками. (Серебряные рамочки и сопутствующие таблички были сделаны в “Tiffany’s”. Первую дырку Сид пробил, ударив кулаком по стене, когда узнал, что сенатор Джозеф МакКарти назвал генерала Джорджа Маршала «коммунистом», а вторую – после решения NBC прислать своего “наблюдателя”, который бы контролировал руководство шоу). Были также еще две дырки, появившиеся из-за ареста Джулиуса и Этель Розенбергов как “атомных” шпионов, в другом месте стены. Их украшают простые черные рамочки, без табличек» [227] Simon, op. cit., p. 3, 63. .

Создание сценария координировал Сид Сезар. Он руководил этим процессом быстро и безукоризненно, иногда очень жестко контролируя работу. Хотя внутри группы царила свобода, благодаря которой сценаристы могли высказывать свои идеи и критиковать чужие, о демократии и единодушии и речи не могло быть. Ларри Гелбарт рассказывает:

«Соглашаясь с основной сюжетной линией, которую предлагал один из нас, Сезар незаметно кивал Майку [228] Майкл Стюарт (Michael Stewart) печатал сценарии на машинке, а также был редактором и секретарем; он фиксировал бурлящий поток шуток и идей. Оказывая команде бесценную помощь, он оказался способным учеником и в дальнейшем написал сценарии для таких бродвейских хитов, как «Прощай, птичка» (Bye Bye Birdie), «Хелло, Долли!» (Hello, Dolly!) и «42-я улица» (42nd Street). , как будто они были на аукционе. Часто первоначальная идея уточнялась кем-то другим, и Майк, подчиняясь кивку Сида, записывал новые детали сюжета» [229] Gelbart L., цитируется по расшифровке Caesar’s Hour Revisited, op. cit. .

Метод Сезара предполагал создание нескольких пробных набросков сценария, что постоянно подталкивало команду к совершенствованию и шлифовке. Денни Саймон вспоминает: «Я помню, Макс зачитывал одну из сцен, которую мы написали. Он сказал: “Это хорошо. Это одна из лучших сцен, которые мне приходилось читать. А теперь перепишите ее”» [230] Simon D., цитируется по Caesar’s Hour Revisited, op. cit. . В водовороте «мозгового штурма» и шуток было сложно определить, кому какая идея принадлежала. Однако члены команды не боялись высказывать все свои мысли, наоборот, это создавало ощущение взаимного уважения и единства внутри группы, сопричастности к чему-то большему, чем отдельная личность. Члены команды доверяли друг другу в стремлении к совершенству. Макс Либман так описывает этот процесс: