Алексей Кулаков - Бизнес-фэнтези и другие истории

И есть еще чертова прорва замечаний, что же такое не бизнес. Многие из них — взаимоисключающие. И при этом не то чтобы неверные.

А по-простому всё сводится к двум позициям. Во-первых, бизнес — это машина для извлечения прибыли. А во-вторых, основной способ действия бизнеса такой: один человек замечает, как другому сделать лучше, и получить из этого выгоду. И делает это. И получает выгоду и поэтому делает снова.

И собственно я бизнесом-то занялся ровно из-за второго его определения. Потому что меня всегда очень радовал сам факт того, что в результате получаются разные полезные штуки, люди им радуются и мне тоже хорошо. Очень все логично получалось — каждый раз делая работу, делаешь что-то, что кому-то полезно.

Но вот чтобы бизнес был эффективен, и масштабируем, нужна предсказуемая, управляемая структура. Та самая машина для зарабатывания денег.

А весь этот текст появился из наблюдений за тем, как эта машина убивает мелкие улучшения. Они просто перестают возникать…

Есть, скажем, большая контора. И есть в ней разного уровня менеджеры. И каждый из них принят на работу, чтобы лучше делать продукт, выпускаемый на рынок этой конторой. То есть сотрудник должен быть источником полезных изменений. И получается вот что (дальше — зарисовка с натуры).

Возникает у кого-нибудь идея приделать к сайту какую-то новую функциональность. Скажем, облако тегов. Менеджер знает: чтобы дело пошло, по регламенту нужно получить визу руководителя. А руководитель знает, что если бигбосс не даст «добро», то в любой момент решение может быть пересмотрено. Кроме того, по ходу дела точно будет масса обсуждений. Ну и менеджер решает, что сначала мы это сделаем, а потом руководство все увидит. Далее так и делается. Менеджер рад воплощению своей идеи. Но рад он ровно до того момента, пока штуковину не увидит руководство. На этом всякая радость заканчивается, потому что это самое облако тегов никому, с точки зрения начальства, не нужно. А вы (вся команда) зря потратили время (деньги то есть). Всем по шее. И не важно прав или не прав руководитель в оценке полезности идеи. Важно, что у команды вырабатывается в результате рефлекс — не высовываться без указки.

В результате вот этот процесс улучшений, нахождение и воплощение идей — удел топов. А топы оказываются в ситуации такой: мы уже все замечательно придумали, а эти мерзавцы сидят на заднице и не шевелятся, и вообще какими-то странными вещами заняты.

И вот сидишь на этом самом велике и думаешь, а куда это мы едем? А все оттого, что ехать неприкольно!

Конечно, обычно дело обстоит не так, как в этом эпизоде. На самом деле, все описанное — не столько проблемы продукта, сколько проблемы конкретных людей, которые не могут воплотить свое видение того, как лучше. Осуществить инновацию. Вот из-за этой-то невозможности и возникает вся история с велосипедом. Потому что и педали крутить становится неинтересно, и вопрос «куда едем?» сразу встает в полный рост.

Дело-то в том, что бизнес — радостная азартная игра и способ сделать мир немного лучше только тогда, когда мы можем что-то воплотить, улучшить. А вот как только не получается, сразу выясняется, что бизнес — ужасно унылая штука. И сразу этих вот велосипедистов вспоминаешь.

Ситуация, в которой воплощаются мелкие инновации, будет полезна практический любой компании. Но чем крупнее компания, тем важнее для нее быть предсказуемой и управляемой. Иначе будет «не бизнес». И идеи поэтому текут только сверху вниз. А снизу вверх текут изредка. И целостное видение бизнеса есть только у топов. И все остальные перед фамилией приставку «менеджер» имеют чаще всего зря, потому что решений не принимают.

И вот я думаю: как бы так сделать чтобы партизанская война, со всеми ее изобретательными приемами, массой остроумных находок и низкой стоимостью ресурсов шла не на борьбу с машиной, а развивалась на внешнем рынке? Тогда бы «партизанский менеджмент» из симптома болезни превратился бы в метод осуществления инноваций. И внедрялись бы инновации в этих вот мелких партизанских отрядиках. И не было бы проблемы велосипедиста. А?

Как известно, абсолютной свободы не бывает. Человек — существо, во-первых, биологическое, во-вторых социальное, в третьих — физический объект. Значит, связан законами физики, биологии и общества. Физику оставим за скобками — не интересно, и так понятно — свободы от физических законов не бывает.

А вот про остальное сказать можно.

Несвобода бывает двух родов: своею волей и внешними обстоятельствами. И вот, странное дело, как-то так выходит что если человек приобретает зависимости (в религиозной традиции — пороки) это как бы получается «свободный» в массовом сознании человек. Иллюстрация: человек имеет привычки: пить, курить, дорого одеваться, красиво кушать, быть модным и т. п. Причем практически у всех это именно привычки. А привычка — это что? Это приобретенный условный рефлекс, определяющий инстинктивное поведение особи. Обыкновенно эти самые особи раз приобретенные привычки преодолевают с трудом. Они ими ограничены. Этим ограничивается их свобода: тем, что они вынуждены (ключевое слово) зарабатывать и вынуждены тратить. Они много чего еще вынуждены и практически каждое «вынужден» обстоятельство началось с «хочется».

И есть другой вариант несвободы: самоограничение. Это когда у человека есть привязанности. К семье. К работе. К друзьям. К стране. Человек, связанный привязанностями, тоже несвободен и стеснен в обстоятельствах, причем круто связан: ритмами семьи работы, необходимостью помогать друзьям. Да только всякий раз это его личный выбор, а не инстинктивное действие.

Бывает еще такая штука как любовь. Единственная категория действий, которая всегда однозначно трактуется как действия свободные — это то, что человек делает по любви: женится, дружит, работает или ест. Люблю — следовательно свободен.

Вот и получается треугольник, заданный такими вот координатами: вынуждено действую — действую собственной волей — действую, потому что люблю.

Время от времени каждый из нас понимает, чего он по большому счету хочет. Это могут быть разные вещи. Обыкновенно это понимание оказывается под толщей впечатлений от повседневности, как воспоминание о сне, который видел в середине ночи: через минут, после того как проснулся воспроизвести впечатление от сна можно только колоссальным напряжением памяти. Если это получается — ты говоришь себе: «я понял вот это. Вот оно». И запоминаешь это уже бодрствующим мозгом. Я обыкновенно хожу после этого с ощущением, что я наконец-то проснулся, или вынырнул из-под воды, и вот теперь-то я вижу настоящий мир, настоящую правду, настоящего себя и настоящую свою цель. Но проходит несколько дней и впечатление это теряется.