Александр Ольшевский - PR для командующего реальностью. Методичка информационного военачальника

Значение веры в проявлениях влияния также трудно переоценить. Ведь, чтобы иметь свое мнение, нужно заслужить право на него. И чтобы выражать испытываемое чувство веры, надо обладать весьма серьезным авторитетом: отнюдь не каждый политик или лидер государства может безболезненно для себя признаться всем, что исповедует сатанизм или некую особую «Религию Космической Сущности Всемирного Разума». А тем более не каждый рискнет пытаться распространять эту религию в обществе. Но религия – один из крайних вариантов; возьмем за пример просто веру в то, что заявляет и обещает некий совершенно конкретный человек (допустим, все тот же г-н У.). Допустим, он берется давать какие-то рекомендации окружающим: если рекомендации касаются медицинской сферы – он будет много ближе к влиянию, являясь врачом, а если он пытается навязать кому-то свои нормы поведения – здесь лучше вариант, когда г-н У. станет делать это в качестве представителя власти. А с возможностью вызывать веру все и вовсе запутано: отнюдь не каждый священник способен обратить в свою веру кого-то, кто ее не испытывает, и отнюдь не каждый чиновник способен вызвать доверие к власти. И не удивительно, что в подобных случаях часто фигурирует понятие влиятельности требуемого для решения подобных задач лица.

Однако в целом, сельский священник может оказаться много более влиятельным, чем президент, учитель химии – гораздо влиятельнее этого священника, а вечно пьяный сантехник – влиятельнее их всех, вместе взятых. Но даже сантехник может уступать по уровню влияния безобидной старушке-вахтерше с внешностью робота-убийцы.

Последнее из пяти совершенных состояний называется свободой .

Понятно, что для заключенного, отбывающего свой срок, эта мечта имеет весьма конкретное выражение. Как, впрочем, и для солдата срочной службы, или для человека, волею судеб попавшего в рабство. Однако наш условный г-н У. не особенно отличается от любого из них, поскольку всех их объединяет общая структура желаемого совершенного состояния.

В отличие от предыдущих состояний, свобода представляет собой некоторую самодостаточность, необходимую для самостоятельной реализации всех пяти совершенных чувств, без каких-либо воздействий извне. Традиционно принято считать, что абсолютная свобода недостижима – ведь каждый человек все равно вынужден считаться с обществом, государством, семьей. Но, как и в предыдущих случаях, все весьма относительно, как и само понятие свободы.

Чтобы все тот же г-н У. был близок к свободе, в сфере самореализации он должен иметь практически неограниченный выбор. При желании, он должен иметь возможность беспрепятственно самовыражаться как художник, ученый, сантехник, политик, спортсмен, нейрохирург. Именно этим обусловлено и понятие степени свободы, предоставляемой в том или ином государстве. И в большинстве случаев государство будет первым, кто помешает г-ну У. самовыразиться в любой желаемой ему форме. Например, у него могут возникнуть некоторые сложности с самореализацией через проведение ядерных испытаний, разработку биологического оружия, продажу наркотиков или работорговлю. Вероятно, что, вопреки всем его личным планам, государство может потребовать от него затратить некоторое время на обязательную службу в вооруженных силах, никоим образом не соответствующую сфере его деятельности. Еще более вероятно, что возникнут сложности с совсем субъективными и экзотическими формами самореализации, не одобряемыми большей частью общества: например, с деятельностью в качестве серийного убийцы, сексуального маньяка или инквизитора, сжигающего на костре всех, кто ему чем-то несимпатичен. И, пожалуй, такая несвобода является объективным благом. Однако еще раз уточним – свобода состояние субъективное, поэтому лицо, близкое к данному состоянию, может самореализоваться по своему усмотрению и невзирая на общественные рамки или полностью игнорируя их. Но и риск при этом тоже возрастает.

Любовь, близкая к свободной, понятнее всего: это возможность любить кого угодно, невзирая на статус, стереотипы, все те же общественные рамки и условности вроде наличия семьи у объекта любви. В том числе – невзирая на пол, возраст и желание этого объекта. С точки зрения здравого смысла, такая свобода тоже весьма сомнительное благо – однако не надо забывать, что еще более сомнительным благом может быть любое из пяти совершенных состояний применительно к целому ряду конкретных людей. Да и вообще, достижение какого-либо совершенного состояния в итоге не обязательно хорошо как для общества, так и для его обладателя.

В самопродолжении уровень свободы определяется возможностью выбора форм такового и всех связанных с этим проявлений. То есть, свободный в этой сфере человек может по собственному желанию иметь хоть одного, хоть пятьдесят детей, зачинать их с какими угодно партнерами, а количество этих партнеров и периодичность их смены тоже могут быть совершенно любыми. Более того, настоящая свобода должна предусматривать и возможность зачатия детей в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, совместно с любого рода мутантами и дегенератами, а также использование даже самых неадекватных воспитательных подходов по отношению к появившимся в итоге детям. Плюс – и любые другие формы самопродолжения, от создания армии роботов-убийц до запрещенного клонирования человека. Насколько это уместно в любом цивилизованном обществе, и к чему способно привести нашего г-на У. – оставим без комментариев. Однако, если г-н У. будет долгое время находиться вне рамок общества, на каком-то затерянном островке или в глухой тайге – у него реально окажутся все эти возможности, и в данной сфере он будет действительно свободным.

Свобода познания предусматривает как доступ к любой информации, так и выбор желаемых форм познания. К сожалению, сюда входят и опыты на людях, и самые чудовищные эксперименты, и право разобрать любой предмет просто для того, чтобы посмотреть, что у него внутри. Также – отсутствие понятий государственной или коммерческой тайны, возможность вмешательства в чью угодно частную жизнь. Стремление к этой форме свободы активно пропагандируется как отдельными людьми, так и целыми общественно-политическими течениями, и может называться чем-то вроде «информационной открытости» или «прозрачности деятельности». А кто-то ощущает себя свободным от ограничений и удовлетворяет свою тягу к познанию всеми возможными способами, включая перечисленные выше, просто не афишируя этот факт.

В сфере веры наивысшим проявлением, стремящимся к свободе, можно считать право нашего г-на У. не только верить во все, во что он полагает нужным, но и активно демонстрировать свою веру, осуществлять любые культовые действия и пропагандировать ее. Тем не менее, и здесь ему мешают как государство, так и общепринятые нормы: ему могут не позволить осуществлять человеческие жертвоприношения, побуждать своих единоверцев к публичным самосожжениям или заниматься реальным «установлением царства добра» через свержение конституционного строя. При заявляемой в большинстве демократических государств свободе совести и вероисповеданий, это проблема, и наш г-н У. может ощутить свои права ущемленными. Другой вопрос – будет ли г-н У. соблюдать эти ограничения, или его вера все же возобладает. Очевидно, что явным ограничением свободы г-на У. в области веры может стать и введение в школе, где учатся его дети, предмета вроде «основ религии» – ведь это будет препятствовать г-ну У. в пропаганде его собственного культа (особенно, если его вера является какой-то экзотической – например, «культ табуретки» или «поклонение подоконнику»).