Владислав Крапивин - Стеклянные тайны Симки Зуйка

Он стоял всего секунду, после того, как на него взглянули.

В следующую секунду на месте бензобака возник огненный шар.

Горячий удар бухнул по всему двору. Алёна упала. Мик и Симка прижались к деду. Треножкин что-то завопил (с матом, конечно) и… не двинулся.

Проворней всех оказалась жена Треножкина. И глупее. Она рванулась к углу дома: там стояла бочка с дождевой водой, и в ней плавало ведро.

– Не смей, дура! – завопил Треножкин.

Было поздно. Его супруга выхлестнула из ведра в оранжевое пламя целый поток.

Известно, что гасить горящие мотоциклы водой – все равно что подбрасывать динамит. Огонь взвыл, взметнулся, каким-то образом дотянулся до поленницы, занялись дрова…

…Симка потом с гордостью вспоминал, что он и Мик вели себя героически. Они взлетели на поленницу и, обжигая ноги, пинками сбрасывали с нее горящие дрова – надо было спасать линзу. Но спасти ее они не сумели. Когда наконец Мик березовой жердью дотянулся до линзы и столкнул вниз, почти половина ее была оплавлена и обуглена.

Симка и Мик сиганули сверху в одуванчики. Потирая ноги, сели на корточки над изуродованным объективом телескопа. Станислав Львович багром растаскивал по траве тлеющие поленья, ругал внука и его «такого же безголового» друга и грозил выпороть за чрезмерную лихость.

Треножкин во время пожара пытался сбить с мотоцикла огонь клеенкой, но не сумел и теперь ненатурально рыдал над горячими и дымными останками. Материл жену, которая слабо отругивалась с крыльца. Алёна исчезла. Потом выяснилось, что в первые же секунды после взрыва она кинулась звонить пожарным. Но будка с телефоном-автоматом была у черта на куличках, рядом с продуктовым магазином в конце Заовражной улицы. А где была пожарная часть, это сразу и не расскажешь…

Станислав Львович остановился над Миком и Симкой.

– Огнеборцы чертовы… Сильно подпалились?

Мик пробурчал, не оглядываясь:

– Да ни фига. Чуть-чуть припекло только…

– Все равно выдеру, – с облегчением пообещал дед.

– Потом, – угрюмо отозвался Мик. – Дай нам погоревать… Этот дурак вон как воет, а нам нельзя, что ли?

Все оглянулись на подвывавшего Треножкина.

– Все-таки есть Бог на свете, – сказал Станислав Львович. – Учит иногда мерзавцев…

Появилась Алёна. И поняла, что звонила зря…

Симка и Мик отнесли оплавленную линзу к гамаку, сели там. В искореженной пластмассовой емкости еще оставалось немного воды. Они лили ее друг другу на ладони и смывали с ног сажу и остатки боли от мимолетных касаний пламени.

Приехала наконец красная машина (путь-то был по ухабистым улицам, по шаткому мосту через лог). Бравые ребята в брезентовых штанах и со шлангом наперевес ворвались в калитку. Тушить было нечего. Пожарные занялись протоколом. Треножкин в ответ на их вопросы визгливо кричал, что ничего не знает и ни в чем не виноват. А Симке и Мику на все это было наплевать. Они в отдалении грустили над погибшей линзой.

Наконец Симка мужественно сказал:

– Ладно, найдем новую. И сделаем новую трубу.

– Конечно… – кивнул Мик.

Но оба понимали, что новую линзу найти удастся едва ли. Да и возня со вторым телескопом не принесет прежней радости.

К тому же Симку скребла грустная догадка, что, может быть, здесь вмешалась судьба. Отомстила за то, что Симка не назвал телескоп, как задумывал раньше – «С+С». Он помнил про этот свой план, однако не решился сказать о нем Мику. Неловко было. Да и тогда уж надо было бы давать название «С+С+М». А согласился бы Мик? Он ведь эту «С» даже не видел никогда…

Симка сходил к месту пожара и принес оттуда забытый Миком красный мяч и дюралевую трубку окуляра.

Мик схватил мяч обрадованно и виновато (надо же, чуть не забыл друга!). А Симка выковырял из трубки Сонино стеклышко, подышал на него. Вытер бывший окуляр о протертый вельвет на колене, спрятал в карман. И снова погладил покореженную огнем линзу – по уцелевшему боку.

– Все-таки она сделала свое дело… Да, Мик?

– Конечно! Мы вчера столько увидели! И горы на Луне, и Венеру…

– Да. Но я не про вчера, а про сейчас…

– А… что сейчас?

– Ты разве не понял? – искренне изумился Симка. – Это же она взорвала мотоцикл! Вспомни, где была она и где он ! Солнце прошло сквозь нее и ударило лучом точно в бензобак!

Мик, моргая, молчал с полминуты. Потом вскинул мяч и закрутил его на пальце. Проговорил в пространство:

– Дед правильно сказал: есть на свете Бог. И справедливые законы…

– Которые ничем не собьешь, – хрипловато сказал Симка, глядя на вертящийся мяч с искоркой на колпачке ниппеля. Хотелось заплакать, и он прикусил губу.

И показалось, что через двор по границе солнца и тени прошел неторопливый призрак маятника Фуко…

Когда-то над логом, в конце Заовражной улицы, стоял кирпичный дом с полукруглыми окнами. Давным-давно он сгорел, развалился и сполз по откосу. Теперь от него сохранилась лишь стена нижнего этажа. Она оказалась вмурованной в песок и глину. Похоже было на остатки старинного форта с засыпанными бойницами под козырьками кирпичных полукружий. Эти остатки заросли полынью, коноплей и репейником.

Здесь хорошо было подкарауливать врагов. А когда враги нападали, удобно было отбиваться, прижимаясь спинами к прочным кирпичам.

Глаза пантер и гиен, когда те подкрадывались, блестели в зарослях, как зеленые и желтые стеклянные шарики.

Врагов было много. Особенно коварно вели себя клочкастые вонючие гиены. В пантерах есть хоть какое-то благородство, а гиены – на то они и гиены. Особенно подло вела себя старая хитрая гиена, которая однажды выманила Луи из обезьяньего города в долину. Она выжила после того, как павиан перегрыз ей глотку, и с той поры сделалась лютым недругом Луи и Мика. Ей не раз перешибали лапы и пробивали башку каменными топорами. Она, скуля и подвывая, уползала в джунгли, а залечив раны, снова строила ребятам ловушки…

– Луи, смотри – они заходят слева! – кричал Симка Мику.

– Мик, осторожно! Она хочет прыгнуть сверху! – пронзительно предупреждал Симку Мик.

В игре было не так, как в жизни. Африканским Миком был Симка, а настоящий Мик превратился в Луи. И события раскручивались не похоже на те, что в поэме Гумилева. Здесь Мик успел на выручку к Луи, и они храбро отбились от хищников. И больше не расставались. Луи понял наконец простую истину – дружба дороже всякого королевства, и если уж воевать, то за эту дружбу и за справедливость…

– Луи, держись! Я прикрою тебя с фланга!.. Ага, получили по мордам! – И Симка-Мик перебрасывал из ладони в ладонь боевой топор.

Топоры были как у самых диких африканцев – из осколков гранита и бамбуковых рукояток. Рукоятки смастерили из обрезков лыжных палок. Острые камни нашли среди щебенки, которой рабочие заваливали ямы на улице Шверника. Вставили гранитные лезвия в расщепленный бамбук и перевязали крест-накрест мочальными жгутами…