Владислав Крапивин - Оруженосец Кашка

Вдруг она в самом деле приснится… жар-птица. Ведь костер… как живой, он похож на жар-птицу. Она… сегодня, наверно, приснится…

Так вот, сами собой и сложились эти слова. Кашка улыбнулся такой удаче, нащупал локтем березовый пенек и привалился к нему.

Гудело пламя, и теплый воздух волнами перекатывался через Кашку. Искры возносились в небо и смешивались со звездами. Звезды мерцали так, как, наверно, мерцают маяки, которые не гаснут. Оранжевая жар-птица плясала на поляне, разбрасывая золотые перья. У нее были красные лапы и зеленые глаза-бусинки…

Спи, пока не гаснут маяки…

Ребята один за другим уходили с поляны. У огня осталось человек десять. Костер прогорел, головешки стреляли пучками желтых искр и рассыпались на красные кубики. По ним змейками пробегали пепельные тени.

Володя долго смотрел на угли, и, когда оторвал взгляд, в глазах затанцевали зеленые бабочки. Потом они растаяли, и Володя увидел черные березы. Над березами висел тонкий светлый месяц. Вдруг месяц начал расплываться, и Володя почувствовал, что слипаются ресницы. Больше всего захотелось добраться до постели и залезть под одеяло.

В палатке он включил фонарик и положил его так, чтобы свет отражался от парусинового потолка. Затем стянул рубашку и бросил на матрац. Не на свой, а на соседний. На Кашкин. И только тут сообразил, что Кашкина постель пуста.

Володя был настолько утомлен, что даже не смог разозлиться. «Пусть… – подумал он. – Никуда этот несчастный Кашка не денется…»

Да, но вдруг он все-таки куда-нибудь денется? Забредет в темные кусты и начнет скулить от страха. Или еще что-нибудь… Отвечай потом за него…

Володя чуть не заплакал от усталости и досады. «Чтоб он провалился, этот оруженосец!» Пришлось тащиться к угасающему костру.

Кашка спал у березового пенька. Спал, как на кровати: подложил под щеку ладони, подтянул к животу перепачканные золой колени и, наверно, видел во сне что-то хорошее, потому что улыбался.

Над Кашкой стояла Райка. Она заметила Володю и сказала жалобно и нараспев:

– Позабыли бедного оруженосца. Бросили маленького.

У Володи пропало желание ругаться. При Райке приходилось быть сдержанным и сильным.

– Я думал, он давно в палатке, – объяснил Володя и взял Кашку за плечо: – Вставай.

– Дождик будет… – пробормотал Кашка и заулыбался во сне еще шире.

Райка тихонько засмеялась.

– «Дождик», – сказал Володя сквозь зубы. – А ну вставай! – Он тряхнул оруженосца покрепче.

– М-м… – ответил Кашка и разогнул одну ногу.

– Безнадежное дело, – вмешалась Райка. – Тащить придется.

– Придется…

Кашка оказался легоньким. Володя нес его на руках, как охапку сухих дров. Кашкины волосы мягко щекотали ему плечо, а ноги болтались и колотили пятками по бедру.

– Спокойной ночи, – сказала вслед Райка.

– Угу… – откликнулся Володя.

В палатке он не очень аккуратно брякнул оруженосца на постель и сдернул с него сандалии. Потом посмотрел на Кашкины штаны. Они были вымазаны сажей и землей. А новые простыни светились, как нетронутый снег. Володя чертыхнулся и начал вытряхивать оруженосца из штанов.

Коричневая куколка выпала из Кашкиного карманчика. Это был деревянный Альпинист.

– Смотри-ка ты… – озадаченно сказал Володя.

Маленький путешественник смотрел на него из-под козырька крошечной фуражки. Но ведь Володя ничего не знал. Он подержал Альпиниста на ладони, аккуратно спрятал его на старое место и опять взялся за спящего оруженосца.

А когда Кашка был наконец уложен, Володя почувствовал, что спать уже не хочется. И вдруг ему стало смешно. По-настоящему смешно. «Рыцарь Фиолетовых Стрел, – сказал он себе. – Рыцарь Пеленок и Сосок. Ну и влип же ты, рыцарь…»

Володя лег поверх одеяла и выключил фонарик. «Провалю завтра всю стрельбу», – подумал он, однако особого беспокойства не почувствовал.

В палатке звенел одинокий комар. В узкой прорези входа синело ночное небо. Потом туда протиснулся месяц и зацепился за край парусины отточенным рожком. На поляне кто-то подбросил на угли сухие ветки, и в палатке запрыгали рыжие отблески.

И этот комариный звон, этот месяц и отсветы огня да еще легкий запах дыма отвлекли Володю от мыслей о стрелах, о Кашке, о турнире.

Потому что он вспомнил прошлогоднее лето. Вспомнил Белый Ключ. Костры над озерами. Отражение месяца в черной воде. Стрекоз с шестиугольными глазами. Обиды и радости прошлых каникул.

В том году, окончив пятый класс, Володя устроил дома бунт. Когда мама показала путевку с толстощеким лупоглазым горнистом и палатками на картинке, Володя сунул руки в карманы, посмотрел за окно и четко произнес:

– Не поеду.

Он устоял под первой волной упреков, угроз и уговоров. Когда мама сделала передышку, он повторил:

– Не хочу.

– Изверг, – сказала мама. – Эгоист. Я с таким трудом… Вот подожди, придет папа.

Пришел папа, и все повторилось при нем.

В заключение мама попробовала заплакать. Володя держался.

– Может быть, объяснишь, что это за фокусы? – спросил папа.

– Объясню, – сказал Володя. – Объяснить – это пожалуйста. За что я должен мучиться почти целый месяц? В столовую – строем, из столовой – строем, купаться раз в день по пять минут, да и то не всегда. Зато спать по два часа в день – обязательно! За смену это сорок восемь часов. Это двое полных суток, убитых наповал! За что? А палатки только на картинках! Издевательство…

– По его мнению, режим – это издевательство, – сухо сказала мама и отвернулась. Весь ее вид говорил: «Полюбуйтесь, кого мы вырастили».

Володя зажал в себе шевельнувшуюся совесть и нахально сказал:

– Вы нарочно хотите, чтобы я мучился.

Мама сурово выпрямилась и вышла из комнаты. Папа нерешительно спросил:

– Может быть, тебе уши надрать?

– Пожалуйста, – равнодушно откликнулся

Володя. – Это не поможет.

– Чего же ты хочешь?

Володя промолчал. У него была ясная цель.

– Ты же знаешь, что с мамой в Кисловодск нельзя, там санаторий для взрослых. Дома одному – тоже не жизнь.

Володя это знал.

– Уж не хочешь ли со мной на раскопки?

Именно этого Володя и хотел. Больше всего на свете. Но вслух это высказать не решился и неопределенно пожал плечами.

– Вовка, нельзя, – тихо сказал папа. – Не разрешат. В прошлом году у одного из сотрудников дочка заблудилась в песках, и теперь не разрешают детей брать. Специальный приказ по институту. Разве бы я не взял тебя?

Чувствуя предательскую слезу, Володя шепотом попросил:

– Ты скажи, что мне не с кем остаться.

– Тогда меня отстранят.

Это был тупик. Тупик, потому что Володя уже поверил, что в лагерь ему действительно очень не хочется.

– Ну, аллах с ним, с лагерем, – решил папа. – Давай так. Ты поедешь в Белый Ключ.