Карлос Фальяс - Маркос Рамирес

Битва в Пасо де ла Вака была, кажется, самой выдающейся из всех, которые когда-либо происходили в те «героические» времена нашего детства. Она памятна по искусным маневрам обеих армий, всевозможным ловушкам с той и другой стороны и по количеству ребят, принимавших в ней участие, — всего, вместе с теми, что остались защищать площадь Ла Мерсед, насчитывалось свыше пятисот бойцов. Но эта битва не была бессмысленно жестокой. Позднее возникали небольшие стычки, в которых применялись более коварные способы борьбы: некоторые мальчишки, стремясь нанести возможно большие потери противнику, уже не довольствовались камнями и палками; из водопроводных труб и ручек от зонтиков они смастерили пистолеты и ружья, заряжая их порохом, картечью, гвоздями, кусочками металла.

Такое оружие причиняло тяжелые ранения, и не один боец выходил из стычки без глаза, пока наконец полиция своим вмешательством не прекратила эти опасные забавы.

Подлое и проклятое «современное оружие» положило конец мальчишеским битвам!

Два — три месяца спустя, когда опасность полицейского расследования рассеялась и была забыта, однажды утром, по дороге в школу, мне сообщили, что ровно в восемь вечера назначается сбор бойцов «Ла венседора» на углу около лавки «Лас П илас», где было всегда темно. Оттуда мы отправимся в Сементерио [36] Семент е рио (исп.) — кладбище. Здесь речь идет о районе города Сан-Хосе, примыкающем к «Общему кладбищу» («Семент е рио хенер а ль»). на кулачный бой с ребятами предместья.

— Что это еще за бой? — удивленно спросил я товарища, передавшего известие.

— Ну, всамделишная битва на кулаках один на один, — объяснил мальчишка и, прощаясь, добавил: — Туземец-Месэн сказал: «Кто побоится прийти, тот жалкий трус…» Знатная будет драка!

На беду я совершил днем какой-то проступок, и в наказание мать отправила меня пораньше спать. Едва стемнело, я завертелся в кровати, словно гусеница на горячей золе: как выйти из тяжелого положения? Что скажут товарищи, если я не явлюсь на этот необычайный бой? Поразмыслив, я решился пренебречь страшным гневом дяди Сакариаса и в половине восьмого, воспользовавшись тем, что мать была занята, быстро оделся и вмиг выскочил на улицу.

Мало кто из ребят не пришел. Лишь пробило восемь, как мы, построившись по двое, уже шли вверх по улице Сементерио, молодцевато отбивая шаг по тротуару.

Однако то, что мы увидели на месте поединка, явилось для большинства из нас весьма неприятной неожиданностью. Опершись о кладбищенскую заросшую мхом каменную стену, нас ожидало десятка два коренастых парней, из них многие — дюжие дядьки на вид, все босиком и в длинных брюках. Это были мусорщики-пеоны [37] Пе о н — чернорабочий-поденщик. , которые собирали в тачки мусор на улицах столицы.

Наши командиры удалились на короткое совещание с главарями противника, чтобы обсудить и согласовать условия боя. Потом мы все образовали просторный круг под фонарем на углу, и поединок начался.

Наш главнокомандующий первым вышел на импровизированный ринг в паре с самым сильным и крепким из противников. Из всех схваток ночи это была наиболее краткая, жуткая и волнующая. Бойцы яростно молотили друг друга, и с первых же ударов оба начали сплевывать кровью; потом у представителя Сементерио хлынула носом кровь. Он был высок, мускулист и немного медлителен, но бил кулаком как тяжелой палицей. К счастью, он чаще, всего бил мимо, но после одного мощного удара, нанесенного прямо в грудь, Туземец-Месэн пошатнулся и чуть было не упал. Однако наш командир тоже был сильным бойцом и обладал, кроме того, ловкостью. В несколько минут глаза противника вспухли и затекли, после чего Месэн так его отдубасил, что тот был вынужден признать себя побежденным.

Мы восторженно приветствовали славного победителя, обнимали его, жали руки, но по-настоящему искренней была только радость малышей. Остальные пареньки, постарше, думали о предстоящей встрече без восторга.

Следующим на арену вышел Рыжий-Мадрис, потом его брат, затем Левша… и пошло! Все первые поединки мы выиграли. Но иссякли великаны в наших рядах, и настал черед коротышек и малолеток. Тут-то и сказалось превосходство в росте и силе нашего противника. Перед нами стоял последний из двадцати парней Сементерио — среди них он был самым малорослым, но среди оставшихся бойцов нашего отряда ему никто не доставал и до подбородка. Окинув взглядом последние резервы, Туземец-Месэн остановился передо мной и сказал:

— На тебя падает черед, Рамирес… Ты — настоящий боец и должен побить этого дурня!.. — потом шепотом добавил: — Нагни голову и бей ему прямо в брюхо, ведь этот чоло [38] Ч о ло — так называют в Коста-Рике людей с очень смуглой кожей. намного больше тебя…

Приказ не доставил мне особого удовольствия, но речь шла о чести!

И спустя минуту я уже наносил и получал удары. Днем раньше я остригся наголо, чтобы сэкономить десять сентаво, так как в парикмахерской «Ла флор» за приличную стрижку брали песету, а за то, чтобы остричь под «нулевку», пятнадцать сентаво. И вот в ту ночь на мою голую голову обрушился такой град крепких и звонких ударов, какой вряд ли когда-либо доставался на долю другой головы. Но в то время как чоло колотил меня по низко опущенной, ничем не защищенной голове, я бил его обоими кулаками в живот. Товарищи подбадривали меня громкими криками, и я продолжал бить парня, пока он, улучив момент, не расквасил мне сильным ударом нос и губы и не положил на лопатки. Я поднялся, как в бреду, и, почти не соображая, что делаю, снова кинулся на врага и снова уперся ему головой в живот, продолжая изо всех сил колотить. И когда, ошеломленный и обессиленный, я почувствовал, что вот-вот упаду, — чоло вдруг перегнулся вдвое, прянул в сторону и заметался, широко разинув рот и нелепо размахивая руками.

Обливаясь кровью, я стоял один среди круга — все еще оглушенный, дрожащий, в полубессознательном состоянии, не понимая, что же, собственно, произошло. Ликующие товарищи бросились обнимать меня и немедленно повели к ближайшей водопроводной колонке, чтобы смыть мне кровь с лица и головы. Понемногу я пришел в себя; тем временем ребята прополоскали мою рубашку, чтобы я снова мог надеть ее. Внезапно меня охватила огромная, глубокая радость, которую я тщетно пытался скрыть. Ведь мы выиграли встречу со счетом одиннадцать против девяти!

Туземец-Месэн горячо пожал мне руку и с большим чувством сказал громко, чтобы все слышали:

— Вот так, черт побери, дерутся мужчины!

Никогда больше в жизни я не испытывал такой гордости и удовлетворения, как в ту ночь после безрассудной драки.

Я вернулся домой после полуночи, все еще ощущая, как пылают лицо и голова. В такой поздний час дядя не мог меня наказать, чтобы не нарушить покоя соседей, но на другой день, ранним утром, он стегал меня до тех пор, пока не обессилел. Бесполезны ваши розги, наивный дядя Сакариас! Что для меня могло значить наказание, после того как прошедшей ночью я завоевал почет и славу!