Карлос Фальяс - Маркос Рамирес

Как-то, заметив, что у меня изрядно отросли волосы, мать сказала:

— Возьми песету и немедленно иди подстригись. После завтрака пойдешь записаться в школу. Сегодня, кажется, последний день принимают.

Я отправился в парикмахерскую «Ла Флор» и в ожидании своей очереди вышел постоять на пороге; пробегавшие мимо друзья на ходу поделились со мной новостью, переполнявшей их чувством неописуемого восторга:

— Знаешь, с вокзала Атл антико сейчас отправляются войска, будут драться с Панамой. Бежим, посмотрим! Хочешь?

Конечно, я тут же забыл, что мать наказала постричься, и понесся с ребятами, горя нетерпением посмотреть на солдат. Добежав до вокзала, мы увидели, как вдоль улицы перед станцией выстраивается многочисленный отряд добровольцев, почти все — уроженцы столицы. У каждого за спиной скатанное одеяло, на плече винтовка, а на шляпе национальная трехцветная кокарда. Вокруг оживленная толпа — родные и просто зеваки. По неведомой причине отправка добровольцев задерживалась, но я, не в силах оторваться от увлекательного зрелища, не считал пролетавших часов, любуясь старыми винтовками и прислушиваясь к разговорам солдат и их родных о войне.

Наконец дважды прозвучал веселый гудок паровоза, вызвав суматоху в толпе и взрыв горячих прощальных восклицаний. Размахивая в воздухе платками и шляпами, солдаты медленно подходили к поезду. В этот момент я услыхал, как чей-то голос произнес:

— Эти отправляются в Пуэрто-Лимон, атакуют противника со стороны Сиксаолы [58] Сикса о ла — река на юго-востоке Коста-Рики, низовье ее служит границей с Панамой. . А на вокзал Пасифико прибывают части из Алахвэлы — те направляются в Пунтаренас, где погрузятся на суда и доберутся до района К ото, чтобы ворваться в Чирик и [59] Пунтар е нас — порт на тихоокеанском побережье. Чирик и — провинция в Панаме, граничащая с Коста-Рикой. …

Части из Алахвэлы! Там мои земляки, они тоже едут сражаться на границу, и среди этих героев — кто знает, сколько знакомых мне ребят из Эль Льяно, моего родного местечка! Охваченный этой мыслью, я помчался через весь город в поисках моих земляков.

Перед вокзалом Пасифико также собралась толпа. А посреди улицы, построившись по четыре в ряд и опершись прикладами винтовок о землю, стояли добровольцы Алахвэлы — почти все крестьяне, многие босиком, веселые и полные воодушевления. Едва я добрался до них, запыхавшись от быстрого бега, как из отряда стали окликать меня по имени и кто-то закричал:

— Эй, Маркос! Передай привет моей девушке!

Это оказался М ончо, жених Эрминии, старшей дочери тетки Хасинты. Здесь были также Леонидас, маримберо [60] Маримб е ро — музыкант, играющий на народном музыкальном инструменте — мар и мбе, напоминающем большой ксилофон. из Эль Льяно, и Хосе Кальдерон, друживший с дядей Рафаэлем-Мариа — человек уже женатый, отец двух детей, и многие другие известные мне крестьяне. С радостью выполнял я их поручения — купить спички, сигареты, полбутылки агвардьенте. Во время одного из путешествий в ближайшую лавку мне вздумалось взглянуть на уличные часы.

Стрелки уже показывали около пяти часов пополудни, а я еще с утра ничего не ел, позабыл о парикмахерской и даже не вспомнил о школе, о том, что сегодня последний день записи… Война и радостное возбуждение моих земляков из Алахвэлы совсем выбили меня из колеи. «А ведь от дяди мне сегодня здорово влетит!» — подумал я и тут же принял бесповоротное решение — вступить в отряд добровольцев.

— Хочу вместе с вами идти на войну! — заявил я моему приятелю Леонидасу, молодому маримберо. — Я буду таскать твой мешок и во всем помогу. Скажи, что я твой брат…

— Ты что, рехнулся, глупыш? — рассмеялся маримберо.

Но другие добровольцы поддержали меня, а жених Эрминии просто разрешил вопрос:

— Возьмем его, чего еще! Он ведь Рамирес и, ей-ей, в грязь лицом не ударит! Пусть заменит своих двух дядек, что валандаются где-то в Соединенных Штатах.

Ликуя от радости, я взял на плечо свернутое одеяло Леонидаса и пошел рядом с ним, как только паровозный свисток дал сигнал отправления. Очутившись среди добровольцев, слыша непрерывное солдатское «ура!» и оживленный говор толпы, я, по правде говоря, почувствовал себя настоящим героем — грудь моя чуть не лопалась от гордости и восторга. Я тоже иду на войну!..

Но, признаться, у широкого подъезда вокзала пыл мой несколько поостыл.

Одна из знатных сеньор, снабжавших солдат освященными образками, взглянула на меня и в крайнем возмущении воскликнула:

— А этот малыш куда? Неужели его берут с собой? Какое варварство!

Я похолодел от страха. Но из затруднительного положения меня вывел маримберо, который, изобразив на лице великую скорбь, жалобным тоном промолвил:

— Мы — бедные сироты, сеньора. Он — мой меньшой братишка, мне не с кем его оставить, все знают, что он малость придурковат… А может, вы, сеньора, возьмете его к себе?

— Что вы! Что вы!.. Я не могу!.. — испугалась важная дама и поспешила повесить мне на грудь образок, бормоча с озабоченным видом: — Бедное дитя!.. Да сохранит его и защитит от пуль господь бог!..

Солдаты от души расхохотались, потешаясь над «добрыми намерениями» сеньоры-аристократки. Я же, забившись в темный угол товарного вагона, почувствовал себя в полной безопасности, лишь заметив, что поезд тронулся и, набирая скорость, стал удаляться от столицы.

Первая остановка была ночью в Орот ине. На станции собралось множество людей, бурно приветствовавших добровольцев. Выйдя из вагона, я истратил двадцать пять сентаво, полученных от матери, на апельсины и раздал их землякам. Потом разузнал, с какой стороны вагона появится море. И когда поезд тронулся, я сел в дверях вагона, высматривая, когда в ночной темноте откроется великое чудо.

Под влиянием книг и картинок у меня создалось довольно ясное представление о море, но я горел желанием увидеть море воочию и насладиться его созерцанием.

Первые порывы морского бриза, которые донесли теплоту, насыщенную влагой и солью, и неведомые мне нежные ароматы, взбудоражили мое воображение и заставили в томительном ожидании напряженно вглядываться в даль. Вскоре я услышал рокочущий, неясный шум прибоя, и мне удалось различить впереди уходящую влево, в неизвестность беспокойную пенистую кайму набегавших на берег волн. И вот тогда я смог угадать затерянную в тенях ночи всю необъятность моря. Здесь, совсем близко, раскинулся передо мной морской простор с невиданными чудовищами, коралловыми островами и скрытыми от людских глаз жемчужинами! Море пиратов Сальгари!