Карлос Фальяс - Маркос Рамирес

— Поросенок! Если пойдешь ко дну, не зарази акул червяками, что копошатся в твоем сыре!

Я устроился рядом с толстым солдатом, который разулся и положил ботинки рядом с винтовкой и вещевым мешком на дно шлюпки. Моряки взялись за весла и предупредили:

— Поосторожней! Сидите смирно!

В ту же минуту злосчастное суденышко перевернулось, и все мы очутились в море.

Я нырнул и порядком наглотался воды, но вскоре выплыл; изо всех сил работая ногами, я поднялся на поверхность вместе с моим сыром и паточным сахаром и продолжал плыть, пока не ухватился за брошенный с баржи канат. Таким образом помогли выкарабкаться и другим, которые барахтались в воде вокруг перевернувшейся шлюпки, тщетно пытаясь уцепиться за нее. Немного спустя на той же лодке, но только с меньшим грузом, мы достигли берега. И там я увидел толстяка-солдата, босого, без винтовки и вещевого мешка; он подпрыгивал на горячем песке, как большая, жирная птица.

Все высадились и собрались на берегу. Офицеры направились в штаб, а солдаты, согнувшись под ящиками и тюками с продуктами, побрели в отведенное для добровольцев из Эредии помещение, выстроенное поодаль ранее прибывшими. Подхватив вещевой мешок моего полковника, я присоединился к солдатам. Лагерь расположился на опушке сельвы; построенные наспех шалаши держались на подпорках и шестах, прикрепленных лианами к пальмам. К счастью, все происходило в разгар лета.

Одни принялись за приготовление пищи, другие стали распределять меж собой посуду. Я получил жестяную миску, кружку и ложку, вместе с советом «беречь добро». Отыскав гвоздь, я недолго думая пробил в миске дыру и вместе с кружкой привязал ее на шнурке к поясу: так, по крайней мере, у меня ничего не украдут.

Уже сгустились сумерки, когда раздали обед: кофе, хлеб, бобы и рис — плохо сваренный, в комьях и пропахший дымом, но я здорово проголодался, и обед мне показался превосходным. Поев, я забрался в шалаш, отыскал подходящий уголок, набросал пальмовых веток, сунул под голову вещевой мешок и растянулся в надежде проспать до утра.

Как на беду, в проклятых пальмовых ветках кишмя кишели крошечные муравьи, и вскоре мое тело горело от их укусов и разукрасилось волдырями. Кроме того, солдаты шумели, как встревоженная стая попугаев: не умолкали разговоры, смех, громкие возгласы, скабрезные анекдоты. А в довершение всего добровольцы затеяли перестрелку комками риса, бросая их без разбора куда попало. Как видно, придется подыскать более спокойное место для сна… Я поднялся, собрал свои вещи, а когда выходил, незаметно стащил платок, сушившийся на стволе пальмы, — в платке так удобно хранить раковины, которые я собирался привезти сестренкам по возвращении.

Ночь была безоблачной и свежей, на небе поблескивали звезды. Я пришел на берег, вырыл широкую и удобную нору в песке, у подножия пальмы; разостлал серое одеяло моего полковника Сегреда, завернулся в него и, положив голову на вещевой мешок, спокойно уснул, убаюканный рокотом набегавшей на отмель волны.

Рано утром меня разбудили задорные звуки зори, которую играл горнист штаба. Из шалашей донеслись громкие крики, задвигались тени среди пальм, кое-где зажигали огни.

Счастливый и отдохнувший, я привел в порядок вещевой мешок, сунул его под пень на опушке сельвы и побежал купаться, бросая вызов гигантским, величавым волнам.

Выпив кофе, я отправился бродить по берегу. Чудесный берег, покрытый мелким, чистым песком, казался нескончаемым; тут и там валялись цветистые морские раковины и разные ракушки. С тех пор каждое утро я занимался поисками самых диковинных раковин, бережно заворачивая их в украденный платок, который прятал в укромном месте.

Несколько поодаль от нас разместились добровольцы из Санто-Доминго; хотя они были из одной и той же провинции, но, казалось, не питали особо дружеских чувств к добровольцам Эредии. Дальше, направо и налево по всему берегу, были разбросаны бивуаки других отрядов; словом, как мне удалось потом убедиться, здесь сосредоточилось основное ядро армии.

Мы провели немало дней в Пунта Увите, и все время здесь царила полная неразбериха, просто настоящая анархия. Офицеры не показывались, и солдаты были целиком предоставлены самим себе. То и дело раздавались выстрелы — в кого только не стреляли со скуки: в стервятников-сопилоте, и в маленьких пичужек, и даже в насекомых. Люди гуляли, спали или купались по настроению, когда кому вздумается, не знали дисциплины, не выставляли охраны ни днем ни ночью.

В одну из таких ночей, когда я спал в моей песчаной норе на берегу, до меня вдруг донеслись возбужденные крики и беспорядочный лязг ружейных затворов. Я мигом вскочил и побежал взглянуть, что происходит в нашем лагере. Там собрались все добровольцы-эредийцы; возбужденно стиснув в руках винтовки, они сыпали ужасной руганью и проклятиями. Горели фонари и ярко пылал большой костер, на котором обычно готовилась пища; багровые языки пламени освещали бивуак. Позади очага, поодаль от горланивших добровольцев, стоял темнокожий человек в нижней рубашке; голову его покрывал цветной платок, руки были связаны. Плечом к плечу его охраняли четыре добровольца. Направив винтовки против группы возбужденных солдат, они крикнули:

— Не подходи! Надо доложить генералу Каб есасу. Сперва допросим! Расстреляем потом!

Один из добровольцев наспех разъяснил мне, что произошло. Пойман опасный шпион из Панамы. Четверка солдат, находившихся сейчас с ним, отправилась этой ночью на охоту и обнаружила его в сельве, на верхушке дерева, куда он залез, чтобы следить за нашим лагерем.

Угроза конвоя, охранявшего шпиона, вызвала новую бурю ругани и проклятий. Смельчаки, рассвирепев, схватили винтовки и, в свою очередь, закричали:

— Смерть чирикано [63] Чирик а но — уроженец панамской провинции Чирик и , граничащей с Коста-Рикой. ! Прочь от него, черт вас побери, сейчас будем стрелять!

Тогда шпион отпрянул назад, за спину телохранителей, и заорал во всю глотку:

— Стой! Чего доброго, и в самом деле убьете, дурни! Что, не узнали?

Конвоиры поспешно сорвали со шпиона платок, стерли с лица сажу и развязали руки. «Шпион» оказался одним из самых юных и всем известных добровольцев-эредийцев!.. Вместе с приятелями он решил разыграть своих земляков.

В лагере ощущалась нехватка продуктов. Как-то после завтрака доброволец из Эредии подозвал меня и спросил:

— Не хочешь ли пойти со мной и Ч ало подстрелить боровка? Пригодится на обед. Ты был бы нам в помощь.

Мы отправились по морскому берегу, разыскивая далекое устье реки, где, как уверяли меня мои спутники, накануне прошло стадо жирных свиней. Речь, однако, шла не о диких саино или о карибланко [64] Са и но и карибл а нко — разновидность кабанов, обитающих в лесах Центральной Америки. — нет, это были обыкновенные домашние свиньи, которых перепуганные нашим приближением жители Пунта-Увиты угнали и пытались спасти в зарослях сельвы. Стадо, на поиски которого мы отправились, по-видимому, бежало из убежища и бродило по берегу реки.