Карлос Фальяс - Маркос Рамирес

Дон Гордиано глубоко и шумно вздохнул и замолчал. Взволнованный всем услышанным, я погрузился в размышления и даже не пытался вставить слово. Так мы продолжали наш путь, пока он не прервал мои размышления:

Так мы продолжали наш путь, пока дон Гордиано не прервал мои размышления.

— Знаете, о чем я думаю? О том, что мне никогда не приходило в голову говорить с кем-либо об этом… Почему же я сейчас это делаю? Быть может, потому, что сегодня, услышав ваш ответ, я понял еще раз, что моя педагогическая карьера окончена… — С грустью и глубоким отчаянием он добавил: — Да, Рамирес, как учитель — я мертв!.. Меня доконали не годы и не отсутствие памяти, нет! Меня доконали постоянные насмешки и разнузданное поведение моих учеников! Печально, не правда ли?.. Иногда я сам себя спрашиваю: кто я? Либо я по-прежнему преподаватель Хименес, либо — просто шут? Об этом, вероятно, говорят и другие… Иными словами, я на волоске от того, что меня выкинут из училища, как ненужный хлам… Мне дадут пенсию, это ясно… Хм, хм, хм, пенсию! Нищенскую пенсию! А потом, Рамирес, как я смогу жить вдали от училища, не имея возможности поворчать на ребят и пропеть перед ними мое, как вы называете, «дьявольское молебствие»?

Бедный старик остановился, чтобы вытереть глаза и откашляться.

С этого вечера я больше никогда не прерывал нудные уроки дона Гордиано.

Зубрежка, которую с таким увлечением насаждал в Институте дон Гордиано и к которой прибегал дон Омеро и некоторые другие учителя, принесла немалый вред многим старательным ученикам; одурманенные высоким авторитетом старого учителя грамматики, они стали применять тот же метод при изучении прочих дисциплин. Большинство этих ребят, как я узнал после, учились в старших классах ценой больших усилий, измученные и поглупевшие от постоянного бессмысленного напряжения памяти. В дальнейшей своей жизни лучшие из них не пошли дальше прозябания в болоте посредственности в качестве косных, бездарных учителей начальных школ либо незадачливых адвокатов-шарлатанов и мелких чинуш, не имевших ни своего лица, ни творческих порывов, ни каких-либо идеалов, лишенных каких-либо стремлений… Один кончил в доме умалишенных без надежд на излечение, другой из-за частых мелких краж попал в тюрьму.

Неизвестно: они зубрили, потому что были тупицами, или стали тупицами, потому что зубрили. Известно лишь то, что почти все неисправимые зубрилы, которых я знавал в Институте — как учащиеся, так и учителя, — в конце концов глупели, а иной раз превращались в законченных идиотов, как, например, бедняга дон Гордиано, который провел последние годы своей жизни в «Убежище Чапуи» среди сумасшедших.

И, насколько мне известно, только один дон Омеро — возможно оттого, что страдал слабоумием с детства, — сумел извлечь пользу из этого свойства: в один прекрасный день он стал министром иностранных дел — этот пост в Коста-Рике некоторые до сих пор считают весьма важным.

Кончился учебный год, наступили экзамены.

Помня угрозы директора и зная, что он входит в состав экзаменационной комиссии по испанскому языку, я, побуждаемый тщеславием, сгоряча тоже решил заняться зубрежкой и таким образом сумел в течение двух недель вбить себе в голову почти всю грамматику Гагини. Вот почему до сих пор я так плохо разбираюсь в грамматических правилах.

Первый экзамен был по географии. Я не учил этого предмета из-за той формы, в которую облекал его преподаватель, и, не ведя даже записок, поленился — хотя бы на скорую руку — перелистать тетради моих товарищей. Я был уверен, что дон Омеро знает не больше моего, а во время экзаменов ему не удастся заглянуть ни в учебник географии, ни в свои заметки. Поэтому я предстал спокойно и уверенно перед экзаменационной комиссией, в состав которой входили, кроме дона Омеро, добрый дон Хесус, мой старый учитель истории, и мистер Эванс.

Наудачу я вытащил билет; мне достался вопрос об Англии. Тут великан-новозеландец, словно давая понять, какой живой интерес возбудила в нем эта тема, так заерзал в своем кресле, что оно даже затрещало.

Вспоминая все прочитанное мною в книгах, я принялся рассказывать в общих словах о Британских островах, неожиданно перескочил на Ла Манш, задержался на некоторых его особенностях, дал молниеносный обзор Лондона с его густыми туманами и наконец принялся разглагольствовать о жизни шахтеров Уэльса — все это с коварным намерением потратить отведенное время и избежать конкретных вопросов. Захваченный врасплох, дон Омеро дал мне высказаться, но затем сухо оборвал:

— Очень хорошо, Рамирес, все это очень хорошо! Но перейдем сейчас к вопросам по существу… Сколько жителей в Англии?

На мгновение я запнулся, но внезапно в памяти всплыла цифра, услышанная незадолго перед тем от моей одноклассницы Летисии, и я уверенно ответил:

— В Англии сорок три миллиона жителей. А если мы примем во внимание…

— Отлично, Рамирес, отлично! — снова воскликнул дон Омеро, пресекая новую попытку улизнуть от прямого ответа. — А какова ее площадь?..

— Дур-р-рацкий ответ! — прорычал в этот момент мистер Эванс, зло обрывая второй вопрос учителя географии. — Оч-чень дур-р-рацкий!.. Это не может быть Великая Британия. Это может быть Англия и только Англия, она иметь сорок девять миллионов и шестьдесят тысяч жителей. Понимайте?.. Не говоря о Британская империя с Новая Зеландия, Канада, Австралия, Индия, Южно-Африканский Союз, Новая Гвинея, Цейлон, Судан, Родезия, Бермудские острова, Багамские острова и многие другой доминион и владений, где сотнями миллионов британский подданный!.. Англия велик и могуч!..

— Хорошо, мистер Эванс, пусть будет так, — пытался я вставить слово, чтобы использовать обстановку в своих целях. — Но ведь я не виноват… Это те данные, что нам дали на уроках.

— Свинячий информация об Англия! Дурак учитель! — закричал тогда мистер Эванс в крайнем возбуждении, ударяя увесистым кулаком по столу.

Дон Омеро вскочил и гневно заорал:

— Я не могу позволить, чтобы кто-либо называл меня дураком! Вы — англичанин и поэтому считаете, что меня можно сбить с толку сумасбродным политическим делением вашей страны, чего вы тоже не знаете в достаточной степени!.. Я вам докажу, что…

— Я — новозеландец! Понимайт? Мой страна называется Но-ва-я Зе-лан-ди-я, сеньор, и я знать этот страна, как ладонь мой рука!.. Я прожил годы в собственно Англия, и я настоящий подданный Британская империя, который иметь много богатых и большой стран! — с гордостью разъяснял верзила, поднявшись и ударяя себя в грудь.

— Ради бога, сеньоры! Это — мелкие, незначительные разногласия, и все это мы можем уладить мирным путем… Я прошу вас, пожалуйста, успокойтесь… — вмешался дон Хесус, чтобы предупредить печальные последствия ожесточенного спора и взглядом указывая на меня.