Петр Казаков - Тропой легенды

А тут какие-то анонимки!

Девочка сидела в кресле, поджав ноги, и смотрела на полки с экспонатами, которых в кабинете профессора Шапиро было множество.

— Папа, скажи, пожалуйста, кто такой Васютин?

Илья Львович прошелся по кабинету, на минутку остановился у одной из полок и затем перед дочерью положил на стол тоненькую книжечку. На пожелтевшей от времени обложке блеснула тусклая фольга: «И. Васютин. Комментарии к Збручскому камню».

— Может быть, не он? — усомнилась Ина. — Я спрашиваю про партизанского разведчика?

— Он самый, — глухо отозвался профессор. — Иван Григорьевич Васютин. Такой непутевый был у меня аспирант…

— А что такое Збручский камень?

— Интересное доказательство высокой культуры славянских народов… А найдено было лет сто тому назад на реке Збруче, пограничной в то время реке между Российской и Австро-Венгерской монархиями. О камне написано много работ, в частности есть и моя, но самая ценная — вот эта маленькая книжечка. Все у тебя?

Он сел за стол, придвинул стопку книг и лист чистой бумаги.

— Да, — вспомнил профессор, — откуда ты знаешь о Васютине?

— Папа, я дала клятву не разглашать… Скажи, известно ли тебе что-нибудь о кладе, которым очень интересовался Васютин?

— А, теперь все понятно, — рассмеялся Илья Львович. — Письма Романа Прибыткова я тоже читал.

— Как? — ужаснулась Ина. — Я их спрятала.

— Не волнуйся. Я читал письма эти лет двенадцать назад; их мне показывала еще мать Феди, Елена Ивановна. Только вот что: клад, который вас с Федей так интересует, — дело пропащее…

В кабинет вошли Виктор и Серафима Марковна. На парне было модное весеннее пальто. Через грудь на тонком ремешке повешен фотоаппарат.

— Отец, я обещаю маман вернуться к двенадцати, если, разумеется, не задержусь, — сообщил Виктор, смахивая с рукава пальто воображаемые пылинки.

Ина не спускала глаз с футляра, на котором были выцарапаны инициалы «ФП». Так вот где Федя взял денег на дорогу! Изловчившись, девочка кошкой налетела на удивленного брата.

— Что ты делаешь? — испугался он.

— Где взял? — закричала Ина. — У Федюка купил, да?

— Разве можно молодому человеку без этой штуки? — проговорила Серафима Марковна.

Профессор привстал, гневно сдвинул седые брови и в упор посмотрел на сына:

— Дай сюда чужую вещь! И сейчас же разденься. Никуда из дому! Завтра обязательно зайду к Ивану Петровичу, договорюсь о твоей работе на заводе. Там за тебя возьмутся, дармоед ты этакий!

Виктор расстегнул пальто, опустился на каменную бабу, привезенную отцом из Хорезма, и плаксивым голосом стал оправдываться.

Девочка наблюдала за происходящим, проклиная себя. В который уж раз она явилась виновницей разразившегося семейного скандала.

Остаток дня Ина никак не могла успокоиться. Обдумав все, что рассказал отец о партизане Васютине, она окончательно поняла, какую ошибку сделал Федя. Не посоветовавшись ни с кем, ничего не узнав о кладе по-настоящему, на собственный страх и риск помчался в далекий край. Может, он и добудет что-нибудь интересное, новое, но это, девочка была убеждена, не разрешит главного.

С чего же начать?

И Ина побежала к Коле Сергееву — председателю совета отряда. Хотя в последнее время Федя и с ним поссорился, но все знают, что Коля самый рассудительный из всех друзей.

За окном мелькало редколесье, плешины оттаявших пашен, а на вздутых реках — шуршащие ледяные глыбы. Бесконечной нитью разматывалась телеграфная проволока. Пейзажи менялись, а настроение Феди Прибыткова было одним и тем же — что-то щемило в груди. И чем дальше он удалялся от Москвы, тем отчетливее сознавал, что едет напрасно. И снег этот, слякоть, грязь на полях… Весна — никак не подходящее время для поисков клада.

Федя вздохнул. Хотя бы беспризорника встретить какого-нибудь. Поговорить бы с ним. Все-таки товарищ. Клад разыскивать он его, конечно, не возьмет: мало ли жадных людей — еще растащат, а там отвечай перед государством.

Колеса, торопясь, отстукивали неровную барабанную дробь, вагон вздрагивал, и его дрожь передалась Феде. Зябко поеживаясь, он заполз на верхнюю полку и не заметил, как задремал. В полузабытьи вдруг услыхал:

— От Москвы он сам не свой… Не заболел ли?

Федя приоткрыл один глаз. Внизу стоял проводник, а рядом с ним человек в форме железнодорожной милиции.

Милиционер дотронулся до плеча мальчика:

— Прибытков?

Федя встал и почувствовал, что все его лицо залилось краской. «Инка предала!» — первое, что подумал он, когда откликнулся на фамилию.

— Тебе телеграмма из Москвы, — приветливо сказал милиционер. — Пожалуйста, получи. И распишись.

Ни на кого не глядя, Федя спустился с полки и развернул уже распечатанную телеграмму. Пока читал, пальцы его заметно вздрагивали.

«Немедленно возвращайся тчк Есть новые сведения кладе тчк Нашелся отец Васютина тчк Председатель совета отряда Сергеев».

Мальчик так и сел на чей-то матрац. «Откуда Колька узнал, что я здесь? Вот тебе и очкастый-точкастый!» Федя еще раз прочел: «Есть новые сведения кладе тчк Нашелся отец Васютина». Значит, надо и в самом деле возвращаться. Ну что ж! Беглец попытался сделать недовольное лицо, но на самом деле он был обрадован. Так складываются обстоятельства, он тут ни при чем…

Федя оделся, вскинул на плечо рюкзак, коротко сказал:

— Я готов.

— Ого, какой дисциплинированный хлопец! — обрадовался милиционер. — Сейчас я тебя посажу на встречный… Привет Москве!

Пошатываясь, Федя вышел из купе.

Чистые пруды встретили беглеца туманом и моросящим дождиком. Расплывчато отпечатанные на пасмурном небе дома были сердиты. У «Колизея» толкалась редкая кучка детворы. Федя обошел кинотеатр стороной, боясь встретить знакомых. Вот и родная арка с облупившейся штукатуркой, старый, со скучными, недавно посаженными хилыми деревцами двор и, наконец, узкий подъезд, шесть ступенек вниз.

От самого вокзала Федя держал в руке ключ, но его опередили: дверь в квартиру открыла бабушка. По ее лицу путешественник понял, что никаких упреков не будет, и радостно прижался к мокрому от слез дорогому лицу.

— Господи, да ты весь в жару! — воскликнула Анна Петровна.

— Нет, нет, что ты! — запротестовал Федя и почему-то вдруг стал падать. Перед глазами поплыли фиолетовые круги, словно после долгого глядения на солнце. — Бабушка! Почему это так? — заплетающимся языком забормотал он, сразу став послушным ребенком… Больше Федя ничего не помнил. А когда однажды открыл глаза, перед ним, как из тумана, стали выплывать, становясь все более ясными, лица друзей из шестого «Б» класса. Круглолицый, с ямочкой на подбородке Коля Сергеев смотрел с укором, но в его глазах за стеклами очков в роговой оправе ни от кого не скрылись и сочувствие и забота. Была здесь и смуглая, успевшая загореть за дни каникул, глазастая Кама Иванян. Ни у кого, наверное, не было такого звонкого голоса и таких сильных кулачков-молоточков, как у нее.