Анатолий Рыбаков - Детская библиотека. Том 49

В переулках тоже торговали дозволенным и запрещенным, гнилым и целым, собственным и краденым, прячась от милиции и фининспектора в глухих проходных дворах, возле ветхих домиков, вросших в землю и подпертых бревнами, в бывших ночлежках, где ютились беспризорники, старьевщики, фальшивые слепцы, в извозчичьих трактирах, чайных и пивных. Одна из них, «Гротеск», соседствовала со складом пустых бутылок.

Благопристойная на вид, с вывеской, где красовалась пивная кружка с громадным клубком белой пены, она, однако, пользовалась дурной славой даже среди постоянных обитателей Смоленского рынка. Здесь собирались воры, жулики, их подруги, скупщики краденого. Порядочные коммерсанты заходили сюда только днем.

Валентин Валентинович вошел в «Гротеск» тоже днем, побыл там некоторое время, вышел и смешался с рыночной толпой, не обратив внимания на двух мальчиков, сидевших на краю тротуара.

Этими мальчиками были Шныра и Паштет. Они видели, как Навроцкий вошел в «Гротеск» и как вышел оттуда.

Сообщение об этом было для Миши неожиданным. Шныра и Паштет следили за Шаринцом — постоянным посетителем «Гротеска». Туда же, оказывается, заходит и Навроцкий.

Пивная на открытом месте, Навроцкий мог зайти выпить кружку пива. И все же это первое, что удалось узнать Шныре и Паштету, причем сразу, с ходу.

Второе, не менее важное сообщение Миша получил на следующий день…

Паштет шел за Белкой.

На Смоленском рынке, у галантерейного ларька, ее ожидал Шаринец. Паштет зашел за ларек и прислушался к их разговору.

— К тебе Мишка приходил? — спросил Шаринец.

— Ну, приходил.

— Почему мне не сказала?

— А ты мне кто: дедушка, бабушка?

— Схлопочешь!

— Сам схлопочешь!

— Ты что Мишке говорила?

— Ничего.

— А он тебе чего?

— На фабрику, говорит, иди.

— А ты что?

— «Что, что»… Ничего!

— Еще с Мишкой увижу — убью!

— Дурак!

— Навешаю!

— Боюсь я тебя очень! — презрительно ответила Белка и пошла прочь.

Паштет смог выйти из за палатки только вслед за Шаринцом.

Против «Гротеска» сидели на тротуаре Шныра и Белка.

Шныра пересчитывал бутылки. Белка, подперев подбородок кулаком, мрачно молчала.

Шаринец подошел к ним.

Подошел и Паштет, уселся рядом со Шнырой.

Шаринец ткнул ногой в корзинку с бутылками.

— Дерьмом занимаетесь, копейки считаете?

— Ты! Осторожнее! — крикнул Шныра. — Разобьешь!

— Как ваш Альфонс? — насмешливо спросил Шаринец, косясь на Белку.

Ребята молчали.

— Говорил: не водитесь. Влип! Попались бы с ним заодно, попарились бы.

Они по прежнему молчали.

— И с бутылками кончайте! Барахлитесь на помойке! Хотите заработать — дам дело. Настоящее. Соображайте!

Шаринец вошел в «Гротеск».

— Пойди, Белка, сдай бутылки! — сказал Шныра.

— Не пойду.

— Почему?

— Не хочу.

— Чего же ты хочешь?

— Ничего не хочу! Умереть хочу! Надоели все!

— Да, скучно без Витьки, — сказал Паштет.

— Шаринец радуется, что Витьку посадили, гад! — добавил Шныра.

— Из за него Витька и сидит, — сказала вдруг Белка.

— Почему из за него? — в один голос спросили Шныра и Паштет.

Белка всхлипнула, вскочила, крикнула:

— А ну вас всех!

И побежала по переулку.

Из «Гротеска» вышли Шаринец и еще какой то человек и скрылись за углом.

Шныра и Паштет пошли за ними.

«Из за него Витька и сидит…» Белка зря не скажет.

Допрос, который учинил ей Шаринец, не случаен. Забеспокоился после разговора на чердаке. Значит, не зря, тогда на чердаке, Шаринец показался ему таким подозрительным. Не случайно и появление Навроцкого в «Гротеске».

Следователь Свиридов, давний знакомый Миши, вызывал его. Миша рассказал тогда о вагоне, о Навроцком и Красавцеве, рассказал все, что знал и что предполагал. Свиридов своего отношения не высказал. «Посмотрим, поглядим».

Но теперь у Миши не только предположения. Шаринец! Новый персонаж, еще неизвестный следствию.

Миша тут же позвонил Свиридову. Того не было на месте. Миша звонил еще, но застал его только на следующий день к вечеру. Свиридов попросил немедленно приехать. Миша поехал, хотя на этот вечер договорился встретиться с Эллен Буш после ее выступления. Обидно! Но ничего не поделаешь.

Миша рассказал Свиридову все подробно, начиная с разговора с Фургоном и кончая тем, что крикнула Белка возле «Гротеска».

— Ты поздно пришел! — сказал Свиридов.

— Поздно?

— Попов Владимир Степанович, он же Шаринец, — убит.

Миша ошеломленно смотрел на Свиридова.

— Когда твои ребята видели его в последний раз?

— Позавчера, часов в пять, наверно. Он вышел с кем то из «Гротеска».

— В тот вечер его и убили. В лесу, недалеко от платформы «Девятнадцатая верста» Брянской железной дороги. Труп найден вчера.

— Навроцкий! Валентин Валентинович! — убежденно сказал Миша.

— В ту ночь Навроцкий мирно спал дома. Кроме того, Шаринец убит из револьвера, вот пуля… — Свиридов вынул из ящика стола маленькую приплюснутую свинцовую пульку — того же калибра, что и пуля, которой убит Зимин. Этого револьвера у Навроцкого не было и нет. Вероятнее всего, Шаринца убил человек, который вышел с ним из пивной «Гротеск».

— Поговорите со Шнырой и Паштетом, ведь они видели этого человека.

— Ты думаешь, они узнают? Они его запомнили?

— Конечно! Они шли за ними до трамвайной остановки. Шаринец и этот человек сели в трамвай, на «четверку», и как раз в сторону Брянского вокзала.

— Вот видишь! Значит, не Навроцкий, а, скорее всего, именно этот человек убил Шаринца. Но звать сюда ребят я не буду. Приблизительное описание ничего не даст, неточное — собьет со следа. Тебе тоже не следует с ними об этом говорить.

— Они все равно узнают, что Шаринец убит.

— Пусть. Только не от тебя.

— Почему?

— Видишь, что делается, — убивают.

— Могут и меня? — усмехнулся Миша.

— Могут и тебя. За этим стоят люди пострашнее Навроцкого.

— А Навроцкий?

— Убивал не он.

— Выходит, убил Витька Буров?

— Я этого не сказал.

— Витька ни при чем, — убежденно сказал Миша, — теперь это абсолютно ясно. Витька в тюрьме, никакого отношения к убийству Шаринца он не имеет. На Шаринце они засыпались… — Он с торжеством повторил: — Они попались на Шаринце: устранили сообщника.

— Еще не видно связи между обоими убийствами, — возразил Свиридов, — кроме предположения, что они убиты из одного нагана.

— Этого мало?

— Мало, пока это предположение; много, когда будет установленным фактом.