Кэтрин Ранделл - Покорители крыш

– Скажи что угодно. Можешь и вовсе ничего не говорить. Как хочешь. Соври что-нибудь. Это неважно. Будет темно.

Но Софи казалось, что это очень важно. Маттео жил на крыше и понятия не имел, каково это – солгать человеку, который любит тебя больше всех.

Софи решила ничего не говорить Чарльзу – уж лучше промолчать, чем соврать. А волосы она могла спрятать под шарфом. «Они повсюду ищут мои волосы», – подумала она. Можно было надеть побольше одежды, чтобы казаться толще. Или ссутулиться, чтобы казаться ниже. Но затея все равно вселяла в нее страх.

– Можешь пойти со мной? – спросила Софи.

Маттео одарил ее таким взглядом, что она поняла, что могла бы с тем же успехом спросить его, может ли он съесть неощипанного голубя.

– Я не спускаюсь на улицы. Никогда.

– Может, тогда встретимся на моей крыше? Или на твоей? Иначе я могу потеряться, – сказала Софи. – Или меня могут поймать. Прошу тебя, Маттео. Полицейские здесь кажутся очень злыми.

– Non . Они не слишком любят крыши. Они любят простор.

– Что ты имеешь в виду? Ты же сказал, что они живут на крышах?

– Вроде того.

– Может, просто объяснишь ?

Пожав плечами, Маттео бросил улиток в кипящий бульон.

– Никогда не знаешь, кто распустит язык. Часто хуже всех бывают те, кто кажется совсем безобидным.

– Думаешь, я на них донесу?

Маттео поморщился.

– Все будет в порядке. Вот увидишь.

Она сидела на скамейке целый час. Выбраться из гостиницы оказалось не так просто. Она подождала в своем номере, когда начнет смеркаться, затем вылезла на крышу и спустилась по водосточной трубе.

Под дверь Чарльзу она сунула записку:

Рано легла спать. Не буди. С любовью, С .

Мысль о том, как он обнаружит ее пропажу, пожирала ее изнутри. Всякий раз, когда мимо проходил одетый в форму человек, она подпрыгивала и кусала губы.

Софи пыталась найти хоть что-то, чтобы отвлечься от мыслей о полицейских. Смеркалось, и парк постепенно пустел. Смотреть было не на что – одни клумбы, в которых нет ничего интересного, если рвать цветы нельзя, да воробьи. Рядом с ней на скамейке лежала сырная булочка, которую она прихватила на ужин. Оторвав уголок, она швырнула его воробьям. Сзади нее раздался голос.

– Бесполезно. Эти воробьи едят одни круассаны.

Софи обернулась.

На спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, сидела девочка. Ее светлые волосы развевались в нескольких сантиметрах от лица Софи, но Софи не услышала ни шороха, ни стука, ни голубиного шепота.

– Как ты это сделала? Невероятно!

Девочка улыбнулась.

– И тебе добрый вечер. Ты, должно быть, Софи. – Она соскользнула со спинки и села рядом с Софи. – Птицы здесь избалованы. Есть здесь одна голубка, которая ест только булочки с шоколадом. – Она забрала булку у Софи и, вместо того чтобы швырнуть ее голубям, сама откусила большой кусок. – Вкуснятина! Я несколько недель уже хлеба не ела.

– Она черствая, – сказала Софи, не зная, что еще сказать.

Девочка пожала плечами и лизнула булку.

– Черствая – значит, старая? Старая – значит, мудрая. Это мудрая булка. А это Сафи, моя сестра. Скажи bonsoir , Сафи.

Софи вздрогнула. У скамейки стояла темноволосая девочка. Ее собеседница ничего не сказала.

– Но я вас не слышала! – воскликнула Софи. – Как вы это сделали?

Первая девочка пожала плечами.

– Дело техники.

Темненькая девочка подошла и села на скамейку, почти что на колени к сестре. Пробили часы, и фонарщик начал зажигать фонари. Впервые Софи смогла разглядеть обеих девочек.

Они были маленькими и грязными. На светлой было хлопковое платье зеленовато-коричневого цвета, но белые швы выдавали, что когда-то белым было и платье. Казалось, кто-то специально перемазал его травой. На подоле болтался какой-то жук. Непостижимым образом девочка заставляла платье выглядеть так, словно это был дорогой китайский шелк.

– Я Анастасия, – представилась она. Она говорила со странным акцентом – явно французским, но при этом она почему-то тянула гласные. Девочка развела руки, словно все вокруг принадлежало ей. – Добро пожаловать в Париж.

– Спасибо. Я Софи.

– Это мы уже установили, – заметила Анастасия и положила руку на плечо сестры. – Сафи тоже говорит «добро пожаловать».

Темненькая девочка, казалось, повидала многое и не прочь была все это поколотить. Она была одета в мальчишескую рубашку и мужские брюки, подвязанные на талии мерной лентой. У нее по щеке было размазано что-то липкое, возможно кровь, но в остальном она была столь же красива, как и блондинка. Софи поморщилась от зависти.

Светленькая девочка улыбнулась.

– Маттео сказал, что тебя легко будет найти. Он сказал, что у тебя глаза цвета пламени.

– Так Маттео сказал?

– Конечно. Кто же еще?

Софи прищурилась.

– И как же он это сказал?

– Мы передаем друг другу сигналы. Свечами. Ну, знаешь, азбукой Морзе – кажется, это так называется? Подожди секундочку!

Она оглядела Софи с головы до ног, а затем встала и обошла скамейку, чтобы посмотреть на нее со спины. Ее нисколько не смущало, что это может показаться невежливым. Софи старалась не выдавать своих чувств.

– Такой он тебя и описывал, – сказала девочка. – Он много о тебе говорил.

Вторая девочка изогнула брови, но так ничего и не сказала.

Софи ни с того ни с сего покраснела.

– Что он говорил обо мне?

– Это секрет, – покачав головой, ответила девочка.

Софи нахмурилась. Почувствовав себя глупо, она сердито уставилась в землю.

– Он говорил интересные вещи и в основном хорошие, – сказала Анастасия.

Вторая девочка кивнула и с большей теплотой взглянула на Софи. Софи попыталась улыбнуться.

– Сафи хочет сказать, что очень рада познакомиться с тобой.

Что ж, Сафи прекрасно это скрывала.

– Почему? – спросила Софи.

– Маттео редко кто-то нравится. Если ему кто-то нравится, это серьезно.

Софи вспыхнула, спряталась за волосами и попыталась сменить тему.

– Можно мне задать вам вопрос? Вы ведь француженки?

– Конечно, – ответила Анастасия, а Сафи ударила себя в грудь, после чего Анастасия добавила: – Vive la France! [25] Да здравствует Франция! (фр.)

– Кто же научил вас говорить по-английски?

– Американские туристы.

– Правда? – Такого Софи не ожидала. – Очень мило с их стороны.

– Они не знают, что нас учат. Они просто едят в кафе в парке, сидят на скамейках и болтают, болтают, болтают.

– А вы сидите рядом?

– Non! Конечно, нет! Служители парка стали бы нас узнавать, поэтому мы сидим на деревьях. Там нас никто не видит. Американцы не слишком наблюдательны.

– Разве? – Софи никогда не встречала американцев.

– Во всяком случае, взрослые. Дети больше всего замечают. Надо остерегаться детей. Мы и по-русски говорим. А еще то ли по-итальянски, то ли по-испански. Мы точно не знаем, какой это язык, но говорим и на нем тоже. Маттео говорит по-немецки, но не так хорошо, как делает вид.