Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

– Надо идти!

На Халзин луг отправились всем отрядом. Даже Кит отказался дежурить на кухне.

По дороге Борис Сергеевич пригласил с собой председателя сельсовета и позвонил из сельсовета в город следователю.

Весть о том, что сейчас на Халзином лугу должны найти клад, мгновенно облетела деревню.

Отряд еще не дошел до утеса, как их догнала большая толпа крестьян.

Среди них шагал даже доктор. Значит, новость дошла уже и до соседнего села.

Вскоре утес был окружен плотной толпой. Миша увидел в толпе лодочника и обоих парней из леса. Но человека в зеленом не было.

Солнце уходило за горизонт. Последние лучи его освещали одинокий утес и взволнованную толпу людей вокруг него.

Одна сторона скалы была отвесной. Другая, отлогая, усеяна разной величины камнями. Почти у самой вершины лежало три огромных валуна. Для того чтобы взобраться на вершину утеса, надо было их обойти. Осмотрев валуны, Борис Сергеевич и Миша увидели под ними свежие следы лопаты или кирки: кто-то пытался сдвинуть камни с места.

Борис Сергеевич подозвал председателя сельсовета и нескольких крестьян. Быстро заработали ломы и лопаты. Валуны были подрыты. Борис Сергеевич велел толпе раздвинуться. Один за другим все три валуна скатились с утеса.

Показалась каменная могильная плита. Она заросла мохом и травой, даже трудно было сразу разобрать, что это плита. Но когда вокруг нее расчистили землю, ее очертания выступили отчетливо.

– Могилку портют, – вздохнул Ерофеев. – Не по-божески.

Кто-то из крестьян засмеялся:

– Могилка-то не на месте. Ей полагается на кладбище быть, а она эвон куда забралась.

Плиту подрыли, затем поддели ломами и приподняли. Открылось небольшое углубление.

Толпа прихлынула к скале.

Отойдите, граждане, – сказал председатель, – всем покажем.

И в эту минуту появились графиня и Карагаев. Никто в толпе не обратил на них внимание: все были заняты склепом. Только Миша и лодочник неотступно следили за ними.

И Ерофеев, видно, сразу узнал молодого графа и не спускал с него глаз.

В углублении под плитой лежала черная металлическая шкатулка. Борис Сергеевич поднял ее. Она была заперта. Ударом камня Борис Сергеевич сбил замок и открыл шкатулку. Там лежала брошь, усыпанная блестящими камнями. В середине ее сверкал большой бриллиант…

Борис Сергеевич высоко поднял брошь и показал ее толпе.

Вдруг, растолкав толпу, к Борису Сергеевичу ринулся Карагаев.

За ним – графиня.

– Эта шкатулка принадлежит мне, – сказала графиня.

– Возможно, – вежливо ответил Борис Сергеевич, не отдавая шкатулку.

– Дайте ее, – сказала графиня, протягивая руки.

Но Борис Сергеевич не отдал ей шкатулку.

Я не могу вам ее отдать. Она будет сдана органам власти, а уж затем вы можете предъявить на нее свои права.

И здесь случилось самое неожиданное: Карагаев выхватил шкатулку из рук Бориса Сергеевича.

Это было так дерзко, что все растерялись.

Борис Сергеевич побледнел и шагнул к Карагаеву:

– Верните немедленно!

Карагаев выхватил из кармана пистолет. Толпа шарахнулась в сторону. Карагаев, держа в одной руке пистолет, в другой шкатулку, медленно отступал. И тут его настиг резкий окрик:

– Сдать оружие!

Карагаев оглянулся. Сзади стояли следователь и два красноармейца.

Каждый день прибывали новые группы трудколонистов. Со станции на подводах доставляли инвентарь.

Коммунары ремонтировали дом, строили сараи, навесы, оборудовали мастерские.

А отряду наступила пора уезжать. Август золотил листья на деревьях, ночи становились длиннее, спать в палатках было уже холодно.

А жалко расставаться с усадьбой, с деревней, с коммунарами…

– Приезжайте к нам на будущий год, – улыбаясь, говорил Николай Рыбалин. – Опять будем плотничать. Новый клуб соорудим, теплый, чтобы и зимой пользоваться.

Ерофеев лицемерно вздыхал:

– Да уж, поработали ребята, спасибо им, помогли обществу. И невинного человека защитили.

Но глазки его смотрели подозрительно и настороженно, и никто ему не верил.

Художник-анархист объявил, что тоже едет в Москву.

– Больше там простору для талантливого человека, – говорил он, – есть где развернуться. Театры, вывески, фасады. Вам, ребята, если что потребуется в школе оформить, то пожалуйста, с полным удовольствием.

Миша поспешил его заверить, что в их школе уже все давно оформлено.

Ребята уезжали в Москву вечерним поездом. Они свернули палатки, скатали одеяла, сложили вещи. Перед отъездом разожгли прощальный костер.

На костер пришли коммунары и деревенские ребята.

Миша сказал:

– Это наш последний костер. Полагается подвести итог всему, что мы здесь сделали. Но мы будем говорить о том, что мы не успели сделать. Так полезнее для тех, кто здесь остается.

Первым взял слово Славка.

– Мы организовали отряд. Но в него вступило всего тридцать два человека. Мало! Надо, чтобы все ребята в деревне стали пионерами.

– Плохо мы работали по ликвидации неграмотности, сказала Зина Круглова, – обучили всего двенадцать человек. А надо, чтобы вся деревня стала грамотной.

– В деревне нет больницы, – сказал Бяшка,–. приходится ходить в соседнее село. Это несправедливо. Медицина – могучее средство в борьбе с религиозными предрассудками.

– Как-то слаба у нас интернациональная связь, – объявили Игорь и Сева, – всего только два письма послали немецким пионерам. А фашизм подымает голову. Надо обратить на это серьезное внимание.

Борис Сергеевич от имени трудкоммуны заверил, что все недоделанное ребятами будет доделано коммунарами.

– Теперь всё, – объявил Миша. – Можем отправляться

Но Генка вдруг закричал:

– Нет, не всё! Есть еще одно недоделанное дело!

– Какое?

– Помните, Миша читал нам свои стихи? Стихи, в общем, неплохие. Но там не хватало последних двух строчек. Я их сочинил.

– Давай говори, – сказал Миша, – только поскорее.

– Так вот. – Генка отставил назад ногу. – Так вот, последняя строфа Мишиного стихотворения начиналась так:

И на этом обрывалась. Я предлагаю закончить так:

И он выбросил руку вперед, призывая всех идти за собой.

Но такой конец ребятам не понравился.

– Почему именно за тобой? – сказали одни. – Разве ты заслужил, чтобы все шли именно за тобой?

– Смахивает на плагиат, – говорили другие. – Первая строчка содрана из песни «Мы кузнецы…». Там «дух наш молод», и здесь «дух наш молод», и рифма одна: молот-молод…

– Над этими строчками поработаем в Москве, – сказал Миша. – Конечно, у кого будет желание. А сейчас поторопимся, иначе опоздаем к поезду.