Михаил Колесников - Экспедиция идет к цели [Приключенческая повесть]

— Чепуха! — сказал Сандаг. — Изображение дракона в пещере? Только этого недоставало! Да видели ли вы сами рисунок дракона?

— Видел, — не моргнув глазом, отвечал Жадамба. — Вот он, табунщик, может подтвердить мои слова. Да тут и доказывать нечего: пройдите в пещеру — сами увидите. Наш хозяин понесет бурдюки в пещеру, покажет вам рисунки.

— А ты видел нарисованного дракона? — спросил Сандаг у табунщика.

Тот засмущался, потом признался:

— Я рисунки видел, но никогда их не разглядывал: некогда, табуны стеречь надо. Мои бурдюки лежат сразу же у входа, а дальше я не ходил — боюсь.

— Чего же ты боишься?

— Биритов. Ну, тех маленьких людей, которые живут под землей.

— А биритов видел?

— Нет.

— Да и не мог увидеть: нет никаких биритов. Стариковские сказки.

Табунщик спорить не стал.

И Пушкарев, и Сандаг были приятно возбуждены. Им казалось, что они стоят на пороге какой-то тайны. Ледяная пещера — по всей видимости, подземный лабиринт, никем не исследованный… И рисунки, письмена… Почему древние письмена неизменно волнуют наше воображение? Может быть, потому, что за непонятными значками и иероглифами нам чудится тайна давно отшумевшей жизни?

Всякий раз, увидев плиту, испещренную древними знаками, или же статую Будды, высеченную в скале, обелиск или субурган, Пушкарев невольно останавливался. В горах близ Улан-Батора он встречал наскальные рисунки каменного века, древнетюркского и древнемонгольского времени. Но попадались и такие, которые невозможно было отнести ни к одной из названных групп — они словно бы свидетельствовали о неких цивилизациях, неведомых современному человечеству.

Обследовать ледяную пещеру решили после вечернего чая. Идти к ней придется по узкому и глубокому каньону, у входа в который они и остановили машину. Это был вход в неведомое, в неисследованное…

— Расщелина, по всей видимости, появилась после давнего землетрясения. Оно и раскололо гору надвое. Вам, Александр Сергеевич, представляется исключительная возможность исследовать гору в разрезе, — сказал Сандаг.

— Да мне прямо-таки не терпится приняться за дело! На склонах я вижу отверстия: должно быть, пещеры. И среди них та, где каменная богиня…

— Найти изображение ящера намного важнее. А если хотите знать, не верю я этому типу: все это он слышал от кого-нибудь, да напутал. Далась вам каменная богиня!

— Но вечный огонь на алтаре…

— Да я в разных местах слышал нечто подобное. Если верить всем этим россказням, то во всех пещерах или груды сокровищ лежат, или статуи необычайной высоты, или же пещера обязательно ведет в мифическую «страну света» Шамбалу, где отсиживается великий Гэсэр-хан. А исток легенд один: караванщики, побывав в соседнем Китае, в Датуне, слышали рассказы о знаменитых Юньганских пещерах, где сохранились колоссальные статуи будд, сделанные искусными скульпторами полторы тысячи лет назад. Или вот — пещеры Могао близ Дуньхуана. В течение девятисот лет никто не подозревал об их существовании. Почти тысячу лет назад монахи, спасаясь от ужасов бесконечных войн, замуровали эти пещеры, оставив там около тридцати тысяч картин в свитках, священные книги, статуи. И лишь в 1900 году некий Ван, остановившись на ночлег в горах, обнаружил тайник. Потом нагрянули иностранные археологи и предприниматели и вывезли сокровища. Так они и рассеяны по всему свету. К этому делу приложил руку и небезызвестный бандит от археологии и палеонтологии Карст, международный авантюрист.

— А как же вечный огонь перед статуей?

— Вам-то как геологу положено знать, что Синьцзян и те места, о которых я упомянул, находятся в нефтяном районе. Там и нефть, там и газ. В Монголии не может быть вечного огня, так как нет промышленных запасов нефти, да и вообще на монгольском плато, как считают ученые, нефти нет и быть не может.

— Почему?

— Мы с вами находимся на первоматерике, где до сих пор прямо на поверхности находят отпечатки лап динозавров. Нефтяная полоса, тянущаяся от Сахалина через Иран до Румынии, лежит намного южнее.

— А я в этом не совсем уверен. Нефть находят и на Урале и в Сибири.

— Но почему-то не добывают.

— Еще будут добывать.

— Сдаюсь. Но за монгольское плато все-таки ручаюсь. Хотите пари?

— А что с меня взять?

— Значит, уверены, что проиграете?

— Это еще ровным счетом ничего не значит. Мне нравится ваша трубка с перламутровым мундштуком.

— Найдите в Монголии нефть, и вы получите трубку. Даже если уголь найдете, все равно отдам. За горючие сланцы готов отдать. Найдите хотя бы что-нибудь.

Они рассмеялись.

Место для ночлега Жадамба выбрал не очень уютное, но приходилось мириться. Палатку раскинули у каменной стены. Глубокое ущелье сквозило синим туманом.

На закате, сидя у костра и попивая чай из узорных пиал, они любовались игрой красок. Теснина переливалась пурпурно-красным и зеленым полымем, отдельные скалы тлели малиновыми и темно-сиреневыми огнями. Другие были иссиня-черные. Пушкарев жалел, что рядом нет Вали. Ему хотелось поскорее попасть в пещеру и там, при свете электрических фонарей, зарисовать загадочные письмена, пока еще не известные цивилизованному миру. Возможно, сообщение о знаках произведет фурор в науке: ведь до сих пор ведутся споры, обитал или не обитал человек в Гоби в древности. Как бы там ни было, но записки Пушкарева обогатятся еще одним открытием, приобретут особый привкус необычности. И когда он вернется в Москву…

Шофер Аракча, намаявшись за день, после чая залез в кабину грузовика и сразу же забылся тяжелым сном.

— Я тоже накрутился, хочется прилечь, — сказал Жадамба. — До сих пор тошнит от бензина. Рисунки вам покажет табунщик.

Надели теплые вещи, захватили термосы с горячим чаем: исследование пещеры могло затянуться на несколько часов. Только табунщик был в своем обычном замызганном дэли [29] Дэли — халат. и в помятой шляпе с большими обвисшими полями. Он захватил бурдюки с кумысом и, наказав Жадамбе присматривать за лошадьми, повел ученых к пещере.

— Не особенно торопи ученых людей! — крикнул ему вслед Жадамба. — Покажи знаки Гэсэра и ледяной дворец. Вот, чтоб не скучал, возьми от меня. — И он бросил табунщику пачку табаку.

…Скалы над головой сужались всё больше, и наконец осталась лишь полоска темно-синего неба. Пушкарев шел вслед за табунщиком и освещал дорогу электрическим фонариком. Идти было легко. Сумрачная глубь ущелья манила, затягивала.

Они едва протиснулись в узкое отверстие — и сразу очутились в пещере. На них дохнуло могильным холодом. Чистый, прозрачный лед под ногами зеленовато искрился.

— А где рисунки и знаки? — спросил Сандаг.

Табунщик протянул руку в глухую темноту: