Михаил Колесников - Экспедиция идет к цели [Приключенческая повесть]

Бурмастер взял черными заскорузлыми пальцами песок, лизнул, поморщился, протянул неопределенно:

— Да-а…

Валя обессиленно опустилась на жесткую гальку. Она почувствовала, как выдержка покидает ее, злые слезы подступают к глазам. К вечеру окончательно выяснилось, что вода во встреченном горизонте горько-соленая. Зыков, мрачный и сосредоточенный, вертел цигарку за цигаркой, наконец сказал:

— Может, в этой чертовой Гоби и вовсе нет пресной воды! Наше дело петушиное: пропел, а там хоть не рассветай. Сделали все возможное…

Приехали Сандаг и Тимяков. С ними был старик Луб-сан. Пушкарев опять почему-то не приехал. А спросить почему, Валя сейчас не отважилась. Если бы он приехал, было бы легче… Где он?..

— Ну, что будем делать? — спросил Сандаг.

— Не знаю, — призналась она.

— Будем бурить, — сказал Сандаг.

— Где?

— А вот этого я как раз и не знаю. Вы специалист, вам виднее. Прошлый раз вы что-то предлагали, а мы вас не послушались.

— Я теперь уж ни во что не верю… и в свои прогнозы.

— А вы поверьте, — не сдавался Сандаг. — Мы будем искать воду до тех пор, пока не найдем ее. Это не наше доброе пожелание, а задание правительства. А вы после первых же неудач, как вижу, упали духом. Ищите!

Небо сделалось желтовато-прозрачным. От вышки потянулась длинная тень. Пустыня поблекла, стала более ощутимой, тяжелой. Резко проступили грязно-белые плешины солончаков. Когда совсем стемнело, Басманова ушла подальше от вышки, уселась на еще теплую землю. Впервые за все время она ощутила бесконечное одиночество. Вот она сидит одна здесь, в глухой безмолвной пустыне, и никому-никому нет дела до ее невзгод, огорчений. Даже Саша не приехал. Составил геологическую карту, исполнил, так сказать, служебный долг — и до свиданья, выкручивайся сама. У него, видите ли, своя программа, свои маршруты.

Она такая маленькая и смешная в своей белой панаме и мужском комбинезоне, беспомощная в своей неопытности перед стихией, именуемой Гоби. Разве об этом мечталось в техникуме?..

Ей стало жаль себя. Но она не заплакала. Только плотнее сжала губы. Сейчас она чувствовала, как в ней просыпается то, что всегда жило где-то там, внутри, — упрямство и холодное ожесточение. Завтра она скажет Зыкову:

— Начинаем бурить…

Долгор так и не пришлось везти к врачу. Теперь она жила на буровой, в юрте Басмановой. За ней терпеливо и заботливо ухаживали. Вскоре она стала поправляться. Все в юрте Вали было ей ново и так непохоже на ее прежнюю жизнь. А Валя, с большими лучистыми серыми глазами, так была ласкова, как никто из других людей, с какими Долгор доводилось встречаться. С ней не хотелось разлучаться. Долгор полюбила Валю, всюду ходила за ней, стараясь сделать ей что-нибудь приятное. А когда девушка уезжала на другие точки, Долгор скучала, томилась и с нетерпением ждала ее возвращения. Едва Басманова уходила, Долгор начинала разыскивать ее. Она заглядывала в каждую палатку и юрту и спрашивала, глядя на встречного серьезными немигающими глазами:

— Орос хухэн хана байну? (Где русская девушка?)

И когда Долгор находила Валю, то счастливо смеялась.

Чимид работал здесь же, на буровой, подсобным рабочим, ездовым, караульщиком и часто наведывался к сестре. Как-то он без стука вошел к ней в юрту и застыл на пороге. То, что он увидел, поразило его: в продолговатой жестяной посудине, наполненной до краев водой, от которой шел пар, сидела Долгор, покрытая белой пеной. Басманова терла ей спину мочалкой. Долгор хохотала, хваталась руками за край ванны.

— Халун! (Горячо!) — вскрикнула она.

— Потерпи, голубка: грязи на вершок, — добродушно ворчала Валя, — тебя нужно неделю отмачивать в воде. Грязь не позволю разводить!

Чимид переминался с ноги на ногу, пытаясь сообразить, что здесь происходит.

— Что тебе нужно? — Басманова замахнулась на него мокрой мочалкой. — А ну-ка убирайся вон, бесстыдник этакий! — Она схватила Чимида за плечо и выпроводила из юрты.

Чимид стоял обескураженный, не понимая, в чем провинился.

Потом он уселся на землю, поджав под себя ноги, и стал терпеливо ждать, когда его пригласят в юрту.

Валя окатила Долгор из тазика теплой водой и на минуту залюбовалась монголкой. Почувствовав на себе взгляд, Долгор обернулась. Валя увидела большие миндалевидные глаза, белые ровные зубы.

«Степная красавица», — подумала она. Вынула из чемодана белье, помогла девушке одеться.

— Вот тебе подарок от экспедиции, — сказала Валя, подавая Долгор новую одежду.

Долгор счастливо засмеялась. Ей нравились зеленый халат, коричневые шевровые сапожки, красный берет с серебряным пауком, нравилась новая жизнь и эти люди из экспедиции, которые относились к ней так ласково и заботливо.

«Почему они все так жалеют меня?» — думала она и не находила ответа.

Долгор надела халат, туго обмотала талию длинным оранжевым кушаком, подошла к небольшому овальному зеркальцу и стала заплетать косы. Ее длинные черные волосы блестели. Глаза сияли, на губах бродила улыбка. Незнакомое радостное чувство переполняло Долгор. Она обернулась и, с трудом выговаривая русские слова, сказала:

— Валя, хорошо!

Русская девушка тихонько рассмеялась. Ей было понятно состояние Долгор. Валя завела патефон, поставила свою любимую пластинку. Долгор присела на ящик, вытащила кисет, трубочку, закурила и стала внимательно слушать песню на непонятном языке. Она не могла понять, где помещаются человечки, поющие на разные лады. Ночью ей грезилось, будто маленькие люди выходят из синего ящика и резвятся на кошмах.

В их юрту заглянул Сандаг. На нем был белый костюм и парусиновые туфли. Глаза у него были веселые.

— Ну, как поживаете, молодежь? А Долгор выглядит совсем хорошо. Красавица!

— Присаживайтесь, товарищ Сандаг, — сказала Валя. — Она очень сообразительная и понимает меня без слов. Хочу сделать из нее повара, а потом — коллектора, а потом — техника.

— Зачислим Долгор в штат экспедиции. Вырастет — начальником Ученого комитета будет, вместо меня. Или хотя бы помощником, — пошутил Сандаг. — Нравится тебе в лагере? — неожиданно обратился он к девушке.

Долгор очень нравилось здесь, но под взглядом чуть насмешливых глаз Сандага она не могла выговорить ни слова.

— Ну, ну, привыкай. Погляжу на тебя через полгода: небось туфли на высоких каблуках потребуются, платье какого-нибудь необыкновенного фасона и эти чулки… как их?..

— Фильдеперсовые, — подсказала Басманова и улыбнулась. — Знаете, товарищ Сандаг, мне бы монгольскому подучиться немного, а то трудно без языка. Только и уразумела: «муу байна» да «сайн байна» [33] Муу байна — плохо; сайн байна — хорошо; употребляется и как приветствие. . С таким запасом слов нелегко вести расспросы аратов о воде.