Михаил Колесников - Экспедиция идет к цели [Приключенческая повесть]

Признаюсь, мне было страшно слушать все это: словно бы вдруг заговорила древняя каменная статуя, и я как-то причастен ко всему.

— Да, в самом деле жутковато, — согласился Пушкарев. — Ведь все это умерло, умерло давным-давно и вдруг заговорило. А лирические стихи у них были?

— Вполне возможно. Ведь книги у них издавались такими же тиражами, как сегодня: пятьдесят — сто тысяч экземпляров, и, наверное, платили потиражные авторам. У них были сборники пословиц. Очень мудрые пословицы: «У правды железное лицо», «Непреложность смерти железом не свяжешь, быстротечность жизни пешком не догонишь», «Правду говорит или сильный, или глупый», «Когда усиливаются жены — государства гибнут», «Волк поест — объедки оставит. Вор унесет — следы останутся» — это уж о господине Карсте.

— Вы верите, Андрей Дмитриевич, будто он нашел сокровища мертвого города?

— Вполне возможно. Ну, не все сокровища, а какую-то часть. Даже в легенде они ведь не так уж значительны: сорок тонн серебра. На большее у сочинителя легенды не хватило воображения. Речь, по-видимому, идет о жалованье гарнизону — не больше. Уцелел кто-нибудь из солдат Хара-Цзюнь-гуаня, под пытками вспомнил: жалованье-то им не выплатили, закопали в землю. Тут и родилась легенда. А главные сокровища своего города-государства, Эдзингольского оазиса, Хара-Цзюнь-гуань, прослышав о подходе императорских войск из Китая, конечно же, припрятал где-нибудь в укромном месте, возможно, там, куда собирался бежать с семьей в случае поражения. Но бежать не удалось: город обложили со всех сторон. А возможно, все-таки бежал.

— А куда он мог бежать?

— Монгольский князь мог бежать только в Монголию. Куда еще? Легенда приписывает Хара-Цзюнь-гуаню попытку чуть ли не захватить китайский престол. И это после того, как владычество Юаньской династии кончилось! Как бы ни был отважен Хара-Цзюнь-гуань, но ни о чем подобном он и помышлять не мог в ту пору со своим ничтожным гарнизоном. Если он был мудрым человеком, а я в этом почти не сомневаюсь, он понимал, что город удержать не удастся, что помощи ждать неоткуда. Он мог оставить небольшой гарнизон в Хара-Хото, мог даже сам здесь задержаться, а свой народ, свою семью и свои сокровища, узнав, что китайцы близко, отправил по великому караванному пути, по торгоутской дороге, которую мы открыли в 1925 году, на север, в горы Гурбан-Сайхан. Там и следует искать сокровища Хара-Цзюнь-гуаня. Возможно даже, что они скрыты в одной из пещер, где мы с вами побывали.

— Но ведь караван владетеля Хара-Хото мог пойти и дальше, в глубь Монголии?

— Вряд ли. Тут вот какое дело. Я изложил вам современную точку зрения археологов, спорящих, где следует искать гробницу Чингисхана. Но сам я, помню, когда занимался археологией, придерживался другого мнения: каган похоронен в Монгольском или Гобийском Алтае. Тут я верю Марко Поло, который писал: «Всех великих государей, потомков Чингисхана, знайте, хоронят в большой горе Алтай, и где бы ни помер великий государь татар, хотя бы за сто дней пути до той горы, его привозят туда хоронить. И вот еще какая диковина: когда тела великих ханов несут к той горе, всякого дней за сорок побольше или поменьше убивают мечом провожатые, причем приговаривают: „Иди на тот свет служить нашему государю“».

Чингис создал, так сказать, традицию, и никто из его потомков не посмел бы нарушить ее. Даже после смерти они должны были окружать его.

Место погребения ханов держалось в тайне, оно было известно лишь родовитым, принцам крови и военачальникам. Сюда, в потаенное место, и направил владетель Хара-Хото свою семью, свои неисчислимые сокровища.

Видите брешь в северной стене? Зачем она? Якобы Хара-Цзюнь-гуань приказал пробить ее, чтобы обмануть врага, и отсюда со своим войском устремился на него. Нелепая затея. Всадников перебили бы по одному — противник вряд ли дремал. Можно предположить, разумеется, что брешь сделали императорские солдаты, чтобы проникнуть в город. Тоже маловероятно. Куда легче было бы приставить штурмовые лестницы. Как известно, царевич Тулуй, приступая к осаде города Нишабура, приказал изготовить четыре тысячи штурмовых лестниц и взял его. Не вернее ли предположить, что брешь была проделана заранее и замаскирована камышом и тонким слоем глины. Небольшой гарнизон изматывал противника, давая возможность своему каравану или караванам уйти как можно дальше на север, к горам Гурбан-Сай-хан. А когда задача была выполнена, темной ночью Хара-Цзюнь-гуань приказал бесшумно разломать камышовые щиты, покрытые глиной, которые скрывали брешь, и воины поодиночке незаметно покинули город, оставив противника в дураках. Так мне представляется вся история.

— Пусть не совсем героично, зато ближе к истине, — согласился Пушкарев. — Они, наверное, наиболее ценные книги увезли с собой, а остальные оставили в субурганах. Ваша версия убеждает, и если бы я имел вес в науке, то дрался бы за нее.

— Будет и вес. Тангуты говорили: познать истину легко, трудно следовать ей. То, что мы близки к истине, убеждает хотя бы вот этот тангутский свиток. Основную библиотеку Хара-Хото следует искать в горах Гурбан-Сайхан. Тангутские книги считались ценностью.

— Я теперь припоминаю: такие же свитки мы с Цокто находили в других пещерах, они и сейчас лежат там.

— Очень любопытно! Придется немедленно наведаться в Котловину пещер. Если бы Карст мог знать, какую ценность представляют свитки, он охотился бы только за ними, а не за костями ящеров. Видно, даже своему компаньону профессору Бадраху Карст ничего не сказал о тайной пещере, где припрятал кости и яйца динозавров, а то Бадрах быстро разобрался бы во всем и прикарманил тангутскую библиотеку.

И еще одно маленькое обстоятельство, которому я тоже не придал значения, а теперь улавливаю некую связь: вход в пещеру-храм закрывает камень с письменами; помню, я поразился, что это не обычное «Ом мани падме хум» тибетскими знаками, а нечто другое — иероглифы не китайские, а тангутские. Но тогда некогда было заниматься сличением.

— Это мы сможем установить хоть сию минуту! — воскликнул Александр. — Я ведь все подобные письмена срисовал в тетрадь. Тетрадь цела!

Он извлек из своей геологической сумки, с которой никогда не расставался, тетрадь и, развернув на нужной странице, зажег карманный фонарь.

Географ долго вглядывался в причудливые знаки.

— Да, я не ошибся, — наконец произнес он. — Вы скопировали точно: тангутское письмо!

— Ну, а что значит сама надпись?

Тимяков пожал плечами.

— Все не так просто, как вам представляется. Можно лишь предполагать, что это все то же заклинание «Ом мани падме хум», только выраженное тангутскими иероглифами: ведь тангуты были, как и монголы, буддистами. Если нам удастся расшифровать надпись и если я окажусь прав, то человечество наконец-то узнает смысл таинственного заклинания «Ом мани падме хум». Пока я вижу знак «лотос» и знак «драгоценность». Все в совокупности может означать «драгоценность в цветке лотоса», а именно так ламы переводят свое «Ом мани падме хум». Но почему они так переводят? С какого языка? Некоторые считают, что «драгоценность в цветке лотоса» — Будда, сидящий на лотосе. Поверьте мне, я перерыл в свое время горы литературы, но так и не уяснил, какому предлогу следует отдать предпочтение: «в» или «на». Будда сидит «на» лотосе, а не «в» лотосе. А если драгоценность, все-таки «в» лотосе… то есть внутри пьедестала, на котором восседает божество…