Юрий Збанацкий - Куриловы острова

Рама точно вошла в проем. Не зря снимал размеры Марат Нилович. Бригадир осмотрел, как она подошла со всех сторон, бурча что-то себе под нос, и с недоверием бросил взгляд на ребят:

— А вы что — не того?.. Не стащили ее где-нибудь? Продаете, что ль, или как?

Ребята сперва растерялись, а потом, поняв, в чем их обвиняют, покраснели.

Долго, заикаясь и перебивая друг друга, объясняли, что они самодеятельные мастера и очень хотят помочь строителям, были бы только материалы, и они всё их строительство рамами обеспечат.

Бригадир, вероятно, им поверил, потому что сказал:

— Ну, в таком случае пошли к главному.

Снова ребята несли раму, словно большую икону, а впереди, перепрыгивая через камни и груды замерзшей земли, их вел бригадир к какому-то «главному».

Главный сидел в теплом бараке у телефонов в обществе секретарши за пишущей машинкой.

Он был, очевидно, из тех людей, которые уже давно уверовали в свои собственные неисчерпаемые возможности и силы, а также и в то, что если они и могут кем-либо быть, так только главными, если на свете и есть что-нибудь достойное внимания, так это они, и если кто должен кому-либо подчиняться, то это тоже только им, если и может кто отдавать единственно разумные и правильные приказы и распоряжения, так это только они — главные.

Раскрасневшись, немилосердно ероша уже не слишком пышную шевелюру, главный кого-то разносил в пух и в прах по телефону:

— Я вам не нянька, не воспитательница детского сада! Я найду пути... дам по кумполу... Я заставлю! Вот так-то лучше. Давай, брат, жми на все педали и никаких разговоров.

Не успел он поговорить по одному телефону, как секретарша уже сунула ему трубку другого.

— А? Кто? Чего? Ну? А я вам кто?! Я вам — нянька? Получим — дам. Не солим, не маринуем...

Не скоро еще главный взглянул на ребят. А когда взглянул — насупился: детей ему здесь еще не хватало! Кто их сюда пустил?

— Вы чего тут торчите, Танцюро? У вас что, на объекте нечего делать? Греться сюда пришли?

Бригадир, к которому обращался главный, даже как бы виновато склонился, начал:

— Мальчики тут пришли, товарищ главный, из интерната...

— Вижу.

— Раму вот смастерили...

— Вижу.

— Аккуратная работа, товарищ главный.

— Вы что, Танцюро, в арбитры затесались? Или преподавателем в школу собрались? Идите, я не задерживаю. Таких работничков...

— Ребята берутся для нас рамы делать.

Главный на какой-то момент замолчал. Видать, не часто ему приходилось встречаться с вопросами, на которые нет готовых ответов.

— Для нас? Рамы?

Бригадир, очевидно, не заметил скепсиса, прозвучавшего в голосе главного, и стал горячо доказывать:

— Школа у них политехническая, ребятишкам надо практиковаться, а нам они, рамы-то, ну как вода рыбе, выкинутой на берег.

Главный нервно барабанил пальцами по столу.

— А рама — первый сорт, в оконный проем так и влипла, вот хоть взгляните...

— Я верю вашему глазу, Танцюро. Верю и удивляюсь — с каких это пор наши бригадиры стали являться на работу под «мухой».

Бригадир замигал глазами, не знал, что на это ответить:

— Чего-чего? Как вы сказали?

— Вместо того чтобы руководить строительством — вы возитесь с ребятишками, носитесь с утопическими идеями, Танцюро! Ну какой дурак примет на себя ответственность за использование детского труда на стройке? А кто вам даст лесоматериалы? А кто на себя возьмет ответственность за все это дело?

Зазвонил телефон. Рука главного потянулась к трубке:

— Идите, дети, домой, занимайтесь своими делами. Вам это еще рано... Даже слишком еще рано. А вам, Танцюро, делаю еще одно серьезное предупреждение. Привет!

Ребята сами не свои вышли из барака и вынесли раму.

Бригадир побежал впереди них, сердито бормоча что-то себе под нос.

— Дяденька, постойте! Дяденька...

— Да ну вас, племяннички, к бесу, и так из-за вас попало!..

— Да ведь мы-то не виноваты! Куда же нам обратиться?

— Ой, ребята, куда же вам обратиться? В управление надо, а до него не близко. Несите свою раму домой, ребята, не морочьте людям головы...

Он побежал, а ребята остановились. Переглянулись. Вот так постарались! — делали дело, а вышло... И сами накраснелись и человека подвели. Хорошо еще, что хоть Кесаря не было...

Рама сделалась намного тяжелее, какой-то лишней, ненужной. Просто не знали, как от нее избавиться. Прошли несколько зданий, выбрали удобное место за одним из домов и сунули за ним свою раму в какой-то хлам. Облегченно вздохнули. Не возвращаться же с нею в школу! — засмеют.

Домой шли хмурые, удрученные.

— Взяли? — встретила их первой Каринка.

— Взяли, — неохотно буркнул Микола.

— Вот хорошо, вот хорошо! — радостно захлопала в ладоши Каринка.

И от ее радости ребятам стало еще грустнее.

Казалось, что зима в этом году только в календаре обозначена. До половины января совсем не было похоже на зиму — глубокая осень, и только. Лишь числа шестнадцатого, не то семнадцатого в одну ночь просохла земля, покрылись тонкой ледовой пленкой лужи, небо стало выше, очистилось от опротивевших серых туч. Подул северный ветер, нагнал холодного воздуха, ударили морозы, сковали озеро прозрачным зеленоватым льдом. Приунывший лес покрылся инеем, сделался совершенно неузнаваемым, красивым, празднично торжественным.

Заядлые конькобежцы рвались на озеро. Леонид Максимович строго-настрого запретил кататься на льду. То ли пугали учеников или в самом деле озеро было слишком коварным — замерзало неравномерно, потому что в нем были какие-то теплые ключи, расплавлявшие лед снизу. Как бы там ни было, приказ директора был законом для интернатовцев: старшие наблюдали за младшими, младшие тем же отплачивали старшим, поэтому на таком соблазнительном катке стояла невероятная для зимы тишина.

Директор школы не оставлял своих питомцев без дела. Школьный день был до предела уплотнен, каждому работы хватало — начинали затемно и кончали затемно. Утренняя зарядка, уроки, завтрак, обед, ужин, внеклассные задания, кружковая работа, пионерские и комсомольские собрания, работа в мастерских, библиотека, читальня — да мало ли у школьника дел? А еще частенько и кинофильмы показывались, проводились торжественные вечера, концерты самодеятельности. Да если все это перечислить, то и всех двадцати четырех часов в сутки не хватит.

И все же были ребята, которые скучали, бродили из угла в угол, не встречая себе дела по нраву. И не то чтобы какие-нибудь лодыри или сорвиголовы, но даже хорошие, инициативные ученики иной раз оказывались на бездорожье.

Почти то же было и у Миколки с Андреем. Задания они выполняли быстро, много читали и все же тянуло к любимому делу, у обоих руки зудели повозиться в столярной мастерской. Так разохотились поработать, а тут неприятности. К тому же кто-то прослышал о том, как их приняли с рамой, пошли насмешки, подковырки. Особенно Конопельский старался: