Юрий Збанацкий - Куриловы острова

Однако интернатовцы не всегда выходят за пределы школьной усадьбы одной и той же дорогой.

Вот хотя бы и сегодня. Андрейка с Миколкой вышли за школьные ворота не спеша, с серьезным видом, даже постояли у калитки немного, заспорив, как лучше пойти: возле озера или лесом? И так и так можно было добраться до усадьбы профессора.

— Увидим, замерзло ли озеро, — доказывал Миколка преимущества тропки, проходившей вдоль берега.

— А так разве не видно, что оно замерзло? — возражал Андрей. — Мороз ударил, ну и замерзло.

— А-а! Уж и мороз! Разве это зима?

— В лесу, может, зайца вспугнем.

Миколка колебался. Заяц — это совсем другое дело. Вспугнуть длинноухого, крикнуть, свистнуть на него, пробежать за ним хотя бы с полкилометра — для этой потехи можно и озером поступиться.

И они дружно шагают лесной тропой.

Вышли бы ребята пораньше, минут на двадцать, обязательно встретили бы здесь, на этой тропе, Конопельского с Масловым. А так подзадержались, и те успели свернуть на другую дорогу.

У Конопельского с Масловым тоже были дела за пределами школы. Только они на эти дела ни у кого разрешения не спрашивали, попросту говоря, удрали из школы. Вышли не через калитку, не спорили, какую дорогу выбрать, — потихоньку пробрались за мастерские, а там, воровато оглядываясь, юркнули за глухую стену. Здесь постояли, прислушались к тому, что творилось на школьном дворе. Отравили холодный зимний воздух табачным дымом и, не дотянув папирос до конца, старательно затоптали окурки в песок, чтоб и следов не осталось, и только после этого, настороженно оглядевшись, подошли к забору, отодвинули доску, державшуюся только на верхнем гвозде, и сразу очутились в зимнем лесу.

Здесь уже можно не оглядываться. Голые дубы и березы сонно клонили к земле свои ветви. Желтая поникшая трава выгибала лисью рыжую спину. Только сосны задумчиво шумели зелеными вершинами.

Мерзлая, твердая, как камень, земля глухо стонала под ногами.

Конопельский с Масловым не спеша зашли в густой дубняк, порылись в коричневой опавшей листве, достали из нее две пары коньков.

Перекинув через плечо коньки, направились напрямик лесом к озеру.

— Надо подальше от школы уйти, — советовал опытный в таких делах Конопельский.

— Ничего, и здесь никого черти не носят, — буркнул Маслов.

Однако все же пошел следом за Конопельским.

Некоторое время шли молча. И, только почувствовав, что им не грозит никакая опасность, развеселились.

— Ох, и покатаемся же! — торжествовал Конопельский. — Сколько дожидаться пришлось.

— Зима нынче какая-то идиотская, — бросил Маслов.

— Теперь каждый день кататься будем.

— А что ж. Кто нам укажет?

Конопельский презрительно сощурил глаза:

— Тем более, что начальство наше занято. Теперь и дневать и ночевать будут в мастерской. То всё раму строгали, теперь парники...

— Подлизы!

Конопельский был согласен с заключением Маслова:

— Как же! Так бы Леонид Максимович им и предложил делать парники. Сами набились! На стройке ничего не вышло, теперь за парники уцепились.

— Ненавижу выскочек!

— Есть такие типы. Им лишь бы перед учителями и директором себя показать, чтобы внимание на них обратили...

— Морды б таким бить!..

— Чтобы у всех на виду, да в газету бы про них написали, похвалили...

— Из-за таких и честному человеку житья нет...

— Ну, ничего, пусть подлизываются, стараются. Мы им что-нибудь такое... Что-нибудь такое придумаем! Будут им парнички...

За разговорами не заметили, как пересекли лесную тропинку, и перед ними широко раскинулось зеленоватой гладью притихшее озеро.

Не сговариваясь, начали прикреплять коньки.

А Миколка с Андреем в это время шли по тропинке, внимательно всматриваясь в лесную чащу, отыскивая таинственные лесные следы. Трудно на земле, еще не покрытой снегом, что-либо заметить. Поэтому неудивительно, что они не заметили следов Маслова и Конопельского.

В лесу тенькали синицы. Так же, как и летом, они перелетали стайками, обшаривали каждое деревцо, заглядывали в каждую щель промерзлой коры, громко посвистывая, перекликаясь. Заметив ребят, птички улетели так же быстро и неожиданно, как и появились.

Потом заприметили белок. Рыженькие и пушистые, со снеговой накипью по бокам и на спинках, они беспечно играли на стволе огромной сосны. С писком и урчанием гоняясь друг за другом, зверьки бегали вокруг по стволу так быстро, что начинало казаться, будто большой рыжий шарф обвился вокруг дерева.

Ребята долго наблюдали лесных шалуний, переглядывались и восторженно качали головами: вот, мол, фокусницы, вот спортсменки!

Зайцы были осмотрительнее синиц и белок. Они не спали вблизи дороги, а может, и совсем не дневали в лесу, потому что сколько ни присматривались к кустам ребята — ни одного зайчишки нигде не заметили.

А вот и лесу конец, вон уже хаты виднеются, дымком от жилищ потянуло.

Бросили зайцев. Повели разговор о более будничных вещах.

— Ух ты! Сосна как вымахала! — задрал кверху голову Миколка.

— Корабельная, — знающе оценил Андрей.

— Вот из такой досок бы напилить — первый сорт.

— А мне жаль деревья рубить. Пусть бы росли, — вздохнул Андрей.

— И мне жаль, — признался Миколка. — Я очень люблю сажать деревца.

Они долго смотрели вверх, меряя взглядом от корней до верхушки красавицу сосну. Такие сосны должны расти вечно. Вечно шуметь ветвями. Нашептывать чудесные легенды о прошлом, заглядывать в будущее.

— Я, может, когда окончу школу, в лесной институт пойду, — задумчиво произнес Миколка. — А ты?

— Я?

Андрейка, видно, никак не мог избавиться от какой-то назойливой мысли.

— Я? В металлургический. Заводы строить хочу. Как папа с мамой.

Миколка одобрительно кивнул головой. Что ж, мол, дело стоит внимания.

— А столярничать? — все же спросил он.

— Это так. Интересно, вот и столярничаю. Я все люблю делать. Потому что в жизни нужно уметь и знать все. А взрослый человек должен одно дело знать. Но как? Так знать, как таблицу умножения, как свои пять пальцев.

— Строить заводы трудно. Столярничать легче.

— Столярничать легче, — согласился Андрей. — Ты знаешь, Микола, что такое металлургический завод? Это — чудо. Ух, и красиво же, когда сталь льется! Как солнце расплавленное, так и тянет ладони подставить. Даже не верится, что она в один миг испепелить тебя может.

Миколка жадно смотрит в лицо Андрею.

— А потом сталь остывать начнет... То ослепительно белая, а то сразу черными пятнами покрывается, становится красной, как солнце, когда оно заходит. А дальше малиновой сделается, потом и синеет, и зеленеет, и в серый цвет бросится — ну, все, все цвета радуги... Всех цветов насмотришься, пока сталь застынет.