Герман Матвеев - Тарантул. Повесть

- Теперь скажите, кто такой Григорий Петрович. Вы его знаете?

- Видал два раза. Очень серьезный человек.

- Как его фамилия?

- Мальцев.

- А еще как?

- Больше мне ничего про него не говорили. Правда, один раз, когда он проходил по коридору, так мне шепнули: «Тарантул».

- Кто шепнул?

- Один из наших полицаев.

Иван Васильевич переглянулся с помощником, и тот понял начальника.

- Разрешите сейчас сходить? - спросил он вполголоса, наклоняясь к нему.

- Да. Там есть отдельный пакет… - Принести фотографию?

Иван Васильевич кивнул головой, и Бураков ушел в архив разыскивать нужный документ.

- Какой он из себя, этот Мальцев?

- Невысокого роста, широкоплечий… лицо бритое, немолодой. Одет…

- Каких-нибудь особых примет не заметили? - перебил его Иван Васильевич.

- Нет. Ничего такого…

- Кроме Шарковского, вам не давали других адресов? - Нет.

- Ну, а если, предположим, Шарковский арестован или убит снарядом?

- Тогда приказано двадцатого с утра дежурить где-нибудь поблизости, ловить Григория Петровича и предупредить его.

- А если он не приедет?

- Три дня приказано ждать по утрам.

- На чем должен приехать Мальцев? Тоже через залив?

- Нет. Точно я не знаю, но полагаю, что его сбросят на самолете.

- В каком месте?

- Не могу знать, но, наверно, не под Ленинградом. В Ленинград он должен приехать законно.

- Почему вы так думаете?

- Да видите ли… Как-то в прошлом году был у меня разговор с одним полицаем. Раньше, до суда, мы с ним вместе сидели в камере и познакомились. Говорили мы про партизан. Боялись, конечно… Нам от партизан доставалось крепко. Вот он мне и рассказал, что партизаны через линию фронта на самолетах получают боеприпасы… И людей им скидывают на парашютах. Потом и про фашистов рассказал. Немцы, говорит, тоже в советский тыл своих забрасывают. Пятую колонну. Говорил, что есть где-то такое место, куда по ночам самолеты с людьми летают, а назад пустыми возвращаются.

- А где это место?

- Этого он не знал. Ему, видите ли, пришлось некоторое время на аэродроме работать, так он приметил.

- Кто, кроме вас, должен быть еще заброшен в Ленинград?

- Должны приехать, но только после двадцатого, когда Григорий Петрович сигнал даст.

- Расскажите об этом точнее.

- Точнее не могу. Я только догадываюсь, потому что опрашивали многих, кто раньше в Ленинграде бывал. Ну они и проболтались в разговоре между собой. А вообще это все под секретом держат. У них просто. Чуть заподозрили, пуля в затылок - и весь разговор. Они с нашим братом не очень миндальничают.

- О чем вы говорили с Мальцевым?

- Знакомились. Он меня спрашивал про жизнь, про семью, про суд… Человек он серьезный и обстоятельный. Глаза острые… Кажется, всего насквозь видит.

- Он русский?

- Вот не могу сказать. Говорит чисто, не отличишь. Наверно, русский.

- Все, что вы говорите, - правда?

- Все правда. Какой мне смысл сейчас врать?

- Курите, не стесняйтесь, - предложил Иван Васильевич и прошелся по комнате. - Я верю вам, но, конечно, все, что вы сказали, придется проверить.

- Пожалуйста, проверяйте.

- Сколько денег вы получили?

- Тридцать тысяч.

- Они фальшивые?

- Кто их знает… Полагаю, что фальшивые. Уж очень все новые.

Вернулся Бураков и передал начальнику две фотографии. На одной из них Жора Брюнет был снят с отцом, на другой только отец, но в молодых годах, в студенческой форме. Ровно год пролежали фотографии в архиве советской разведки и вот пригодились.

Иван Васильевич передал фотографию арестованному.

- Этого человека вы не встречали там? Нахмурив брови, Казанков уставился на карточку. Поднес ее к свету. Брови его удивленно поднялись.

- Так это же он… Григорий Петрович. Только помоложе. А мальчика не знаю,

- Вы уверены, что на фотографии снят Тарантул?

- Насчет Тарантула не уверен, потому что слышал случайно, а насчет Мальцева Григория Петровича уверен. Это он и есть.

Иван Васильевич взял фото и положил в папку.

- Что вам говорил Мальцев про Завьялова? Вспомните хорошенько.

Казанков подумал, потер рукой лоб.

- Ничего такого:.. Только чтобы письмо передать.

- Не говорил он вам, что это человек «свой», надежный… или что-нибудь в этом роде?

- Наоборот. Он сказал, чтобы я с Завьяловым вообще ни о чем не распространялся. Если дома его не застану, то это даже лучше. Если домработница есть или дети дома, то письмо отдать им, а самому лучше не показываться старику. Главное, нужно узнать, живет ли он на своей квартире или где в другом месте, и туда передать письмо.

Иван Васильевич посмотрел на часы и встал.

- Так. Я должен уйти. Завтра вызову еще раз. А сейчас допрос будет продолжать мой помощник. Начинайте сначала.

Он собрал записки, кивнул головой стенографистке и ушел в свой кабинет. Здесь он первым делом позвонил по телефону и доложил:

- Арестованный сознался и дал ценные показания. Мы опять встречаемся с Тарантулом… Да. Дело с аммиаком. Казанков узнал его на фотографии. Завтра утром собираюсь к Завьялову, а уж потом разрешите доложить подробно план… Нет. Думаю, что Завьялов ни при чем… Выводов еще никаких.

В утренние часы, когда рассвет еще только приближался, Ленинград был оживленнее и люднее, чем во все остальные часы дня. Люди торопились на работу. Трамвайные остановки перенесены. Гитлеровцы пристрелялись к ним и часто начинали свои бессмысленные обстрелы в эти часы.

- Живешь, а смерть за тобой по пятам ходит, - пробормотала какая-то женщина па остановке, прислушиваясь к далекой артиллерийской канонаде.

Недалеко раздался звонок, и трамвай вынырнул из темноты. Через единственное стекло около кондуктора, при свете синих лампочек, была видна внутренность вагона. Остальные окна забиты фанерой.

Иван Васильевич вошел в вагон. Он собрался ехать на завод, но по дороге передумал и решил сначала побывать на квартире у Завьялова, адрес которого стоял на конверте. «Может быть, застану дома», - подумал он. Кроме того, в голове созревал интересный план операции, и нужно было самому выяснить возможности его осуществления.

Несмотря на темноту, трамвай бойко бежал, и вожатый только изредка позвякивал на перекрестках, которые угадывал по каким-то ему известным приметам. Синие лампочки под воротами домов, карманные электрические фонарики, приспособленные для регулировщиков, изредка узкие полоски света в фарах встречных автомобилей - это все, что видел вожатый. Остальное - чернота, словно они ехали в туннеле. Удивительнее всего было то, что несчастных случаев, столкновений в эти темные часы было меньше, чем в другое время. Пешеходы на себе испытывали неудобства затемнения и были осторожны.

Иван Васильевич смотрел на пассажиров и думал, что вчера он встречал нарядных женщин, у мужчин были надеты галстуки, а сегодня снова все в ватниках, в старых пальто, на головах простые шапки, платки. Праздник кончился, и вновь начиналась напряженная работа. Некоторые спали, положив головы на плечи соседей, и те не протестовали.