Хейно Вяли - Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда [Повесть]

— Это называется рыбачить, — заметила Мику-Пака.

— Интересно, конечно, — в свою очередь заметила Порру. — Но я, простите пожалуйста, никак не в состоянии понять, зачем червей, прежде чем съесть, надо размачивать или рыбачить?! Наоборот — чем они свежее, тем вкуснее!

— Знаете, — сказала Мику-Пака, таинственно понизив голос. — У меня лично о еде очень неопределенное представление. Я наблюдаю окружающее и вижу: будь то человек, или жаба, как вы, почтенная соседка, или, скажем, улитка, или муравей — все только и делают, что едят. А я сама — представьте себе — еще ни разу ничего не съела и не испытываю в этом никакой потребности. Вы понимаете?

— Понимаю, — кивнула Порру. — Прекрасно понимаю!

— Иногда это беспокоит меня, — призналась Мику-Пака. — Ужасно беспокоит.

— Совершенно напрасно! — успокоила Порру соседку. — Это все потому, что — извините меня за откровенность — вы деревянная лошадь.

— Деревянная?! — фыркнула Мику-Пака. — Как это понимать?

— А так и понимать, любезная соседка. Вы просто произошли от дерева. И если уж высказаться до конца, то от сосны. От соснового дерева.

— А разве не все лошади происходят от деревьев? — удивилась лошадка.

— О нет! — с легким превосходством разъяснила умудренная жизненным опытом Порру. — Большинство их происходит от лошадей. — И добавила не без гордости: — Вот как я, например, произошла от жабы.

— Поразительно, — воскликнула лошадка Мику-Пака, — просто поразительно! Я, пожалуй, до этого никогда не додумалась бы! — Она никак не могла оправиться от удивления. — Если вы позволите, я сразу же это обдумаю.

Понемногу губа Мику-Паки все более и более отвисала. И ее гордая шея опускалась.

— Скажите мне, — лошадка взглянула жабе прямо в глаза, но в ее собственных глазах был какой-то болезненный блеск, — скажите мне откровенно, любезная соседка, почему вы извинились, когда сказали, что я деревяннаялошадь? — Может быть, это как-то… неполноценно… быть деревянной лошадью?

— Как раз наоборот! — успокоила ее соседка. — Совсем наоборот, поверьте!

— Нет, любезная соседка! — уныло вздохнула Мику-Пака, и ее голова опустилась еще ниже. — Я не верю вам! Вы говорите мне не всю правду: от великой доброты, от своего высокого жабьего происхождения вы просто стараетесь меня утешить.

— Любезная соседка, будьте же благоразумны! — взмолилась жаба Порру в полном замешательстве. — Каждый встречный может вам подтвердить честным словом: деревянные лошади вызывают гораздо больше почтения, чем лошади лошадиного происхождения! К тому же мне самой однажды представилась счастливая возможность познакомиться с резиновой лягушкой, и я сразу заметила, что к ней относятся с гораздо большим интересом и участием, чем к лягушкам лягушачьего происхождения. Во всяком случае, ее-то уж никто не называл противной. О, нет. Ею даже восхищались, хотя во имя истины следует сказать, что, по сравнению с лягушками лягушачьего происхождения, она была просто жалкой подделкой, и, по-моему, отличалась удивительно примитивной конструкцией.

Жаба Порру была права во всех отношениях, но все-таки она могла бы иногда и прикусить язык. Потому что последняя фраза Порру очень расстроила Мику-Паку. Она всю ночь обиженно рыла копытом землю и даже к утру плохое настроение не покинуло ее. Но раз она днем принципиально никогда не рыла копытом землю, то ей и пришлось до обеда понуро простоять у крыльца, где она была привязана к дверной ручке. Пожалуй, она так и простояла бы до вечера, если б не появилась Катрианна.

— Вот она, моя Мику-Пака! — воскликнула Катрианна и крепко обняла свою лошадку — Она замечательная копалыцица, потому что у нее целых пять ног. Посмотри только, Мальвина, какое у нее приспособление против автомобилей.

Мальвина от восторга залилась смехом, звонким, как колокольчик.

— Лика и Вика еще никогда не ездили верхом, — сказала она. — Я думаю, это им здорово понравится!

Все четверо взобрались на Мику-Паку.

— Н-но, поехали! — крикнула Катрианна.

Но Мику-Паку не надо было упрашивать. Она пустилась в галоп всеми пятью ногами, так что земля дрожала, и в ушах у всадников свистел ветер. Потому что скакать галопом Мику-Пака любила даже больше, чем рыть копытом землю. Настоящий галоп ужасно ей нравился.

— Тпруу, Мику-Пака! — крикнула Катрианна. — На этот раз хватит! — И пообещала: — Мы теперь каждый день будем кататься, всю траву вокруг вытопчем!

Это же подтвердила и Мальвина, а Мику-Пака прямо сияла, предвкушая будущие галопы, и сердце ее преисполнилось благодарности.

— А ты знаешь, Малышка, что здесь, под крыльцом, живет жаба? — спросила Катрианна.

Конечно, Малышка этого не знала и конечно же захотела непременно увидеть жабу.

— Но тогда нам придется залезть под крылечко, чтоб Марианна нас не увидела, — сказала Катрианна. — Только вот Одноглазый Сильвер не позволяет мне залезать под крыльцо!

— Ну, — сказала Мальвина, — тогда там, под крыльцом, и вправду должно быть что-то интересное.

Пролезть под крыльцо было не так уж просто, но тем большей была радость, когда девочки все-таки добились своего и кое-как втиснулись под ступеньки.

— Хи-хи, — хихикнула Мальвина. — Мне немножко жутко.

А под крыльцом и в самом деле было страшновато: холодно, сыро, сумрачно. На черной земле валялось несколько отсыревших щепок да выпавший из фундамента камень. Ни росточка, ни солнечного блика, только застывшая тишина, в которой даже слышно, как стучат два взволнованных сердца.

— Да где же она? — прошептала Мальвина.

— Да под крыльцом! — прошептала Катрианна.

Обе растерянно смолкли. Сердца у обеих колотились.

— Мне, наверное, тоже немножко жутко, — созналась Катрианна. Мальвина хихикнула.

Они стояли на четвереньках на холодной сырой земле и ни одна из них не решалась пошевелиться и что-нибудь сказать.

— Она, наверное, ушла, — прошептала наконец Катрианна.

— А если она как раз под камнем? — прошептала в ответ Мальвина. Никто не шелохнулся.

— А камень ближе к тебе, — прошептала Катрианна.

— А крыльцо-то все-таки твое, — прошептала Мальвина.

— А я тебе разрешаю! — прошептала Катрианна. Мальвина протянула к камню руку и зажмурилась.

— А мне одной не сдвинуть, — прошептала она.

— А я тебе помогу, — выдохнула Катрианна.

Вдвоем они сдвинули камень. На его месте сидела жаба. Она чуть приподняла голову, глотнула и словно бы застыла.

Катрианна и Мальвина не шелохнулись. Они смотрели, затаив дыхание и не мигая.

Два сердца стучали. Громко, как молоточки.

— Какая она большая! И какая красивая! — прошептала Мальвина.

— И какие у нее умные глаза! — прошептала Катрианна.

Они смотрели. И жаба смотрела на них. А вокруг был прохладный сумрак, и из окружающего мира сюда не доносилось ни звука.