Юз Алешковский - Кыш и Двапортфеля [сборник]

– Ха!.. – обрадовался я. – Лучше вы мне подиктуйте! Чтобы время не терять. У меня же переэкзаменовка.

– Ты сам из-за себя время потерял! – неожиданно по-приятельски раскричался Васильков. – Наворотил чёрт знает что, а мне теперь реабилитировать тебя! Почему? Почему с самого начала не сказал правду? И Пашка твой осёл!

– Ну, подиктуйте… – снова попросил я. – Мы дело сделаем, и я целый день не потеряю.

В этот момент в комнату без стука ворвалась моя мама. Она с ужасом посмотрела на меня и сдавленным голосом произнесла:

– Это не мой сын!.. Это не мой сын!.. – и прислонилась к стене.

– Не волнуйтесь. Вы потеряли сына? – спросил Васильков и поднёс маме стакан воды.

Мама выпила и тем же голосом сказала:

– После всего случившегося? Да! Потеряла. Теперь у него привод?

– Самопривод, – заметил я, и сердце у меня сжалось от жалости к маме.

– Вы слышите? Он шутит. Он оброс ложью с ног до головы. О нём говорит весь двор. Я не могу людям смотреть в глаза. А отец хоть бы хны. Я до изнеможения колочу в набат, а он заявляет: «Серёжа – честный парень…» Вот и скатился этот Серёжа в пропасть! Главное, вчера он дал мне честное слово. И уговаривал меня доверять ему во что бы то ни стало!

Тут я закрыл глаза, представив маму на колокольне, колотящей в набат, а себя покатившимся в пропасть…

– Вы должны раз и навсегда изолировать рецидивиста от детей!

– Неправда! – закричал я. – Хватит! Мама, я всё рассказал…

– Ты как разговариваешь со взрослыми? – пришла в себя мама и вытерла платком глаза.

И только Васильков раскрыл рот – наверно, для того, чтобы объяснить маме всё до конца, – как в коридоре раздались крики и возня, дверь толкнули ногой, и в комнату ввалились Маринка, какой-то парень в ковбойке и в очках и Пашка. За ними вошёл милиционер. Он что-то сказал на ухо Василькову.

Парень огляделся вокруг и растерянно заявил:

– Это нарушение соцзаконности… Я протестую… Меня ждёт любимая!

– Врёт! Спросите у него документы! – сказал запыхавшийся Пашка.

– Вот его приметы, – подскочила Маринка к Василькову. – Со слов Царапкина. Он его подговорил! Он его ждал под часами и волновался.

– Естественно! Вы разве не волнуетесь, когда ждёте любимую? – спросил парень у Василькова и улыбнулся с надеждой.

– Вопросы буду задавать я! – отрезал Васильков.

У меня на лбу выступил холодный пот. Я же в саду случайно совсем брякнул про парня, который якобы должен был принести приёмник за помощь в краже чернобурки.

Васильков сел за стол, смотря то в записную книжку Маринки, то на парня, и вдруг захохотал. Парень ему пригрозил:

– Вам этого не простят вышестоящие органы! Учтите! Меня ждёт любимая!

Тогда Васильков сказал:

– Высокий?.. Сомнительно. Стройный?.. Не сказал бы. Очень красивый?.. Ну нет, товарищ, это же явно не вы. Простите… Можете идти.

– Это глумление над человеком! – обиделся парень.

– Я наврал, – заявил я.

– Но он же стройный и красивый! – не унималась Маринка.

– Как тебе не стыдно, Марина! – Смешалась мама, которая ничего не могла понять.

Парень после слов Маринки немного успокоился и потребовал у Василькова:

– Дайте мне справку о задержании! Если любимая уйдёт, вы будете отвечать за рухнувшее чувство! Без справки я не уйду! Ведь мы сейчас должны были быть в загсе, а я здесь. А она там…

Пашка смущённо топтался на одном месте, как будто снова сам в себе засомневался.

– Вот Пашка, – шепнул я Василькову. – Я хотел, чтобы лучше было… Его надо поддержать.

– Ты действительно оброс ложью! – сказал мне Васильков и выписал парню справку о незаконном задержании.

Уходя, парень вежливо пригрозил ему:

– Мы об этом ещё поговорим в прессе!

– Ты что же? – налетела на меня Маринка. – Лгун! Жалко, теперь не учебный год! Мы бы из тебя на сборе отряда котлету сделали! У меня билеты в кино пропали…

– Не пойму, в кого он… – всхлипнула мама.

– Странно… Странно… – подумал вслух Васильков. – Меня весьма заинтриговала эта чернобурка, но ниточки нет в моих руках, – он заметил, что мама с ненавистью смотрит на Пашку. – Товарищ Царапкина! Прошу вас не навлекать необоснованных подозрений на вашего сына и его приятеля. Они не причастны к краже. Интуиция следователя подсказала мне это. Но я раскрою преступление! А вы не портите себе зря настроение. Ребята хорошие, и давайте уж им доверять!

– Как не причастны? Это было бы счастьем для всех нас… Серёжа, – наконец признала меня мама, – скажи, это правда? Я поверила вчера, но сегодня ты сам сознался, запутал всех. Да представь ты себя на моём месте!

– Я уже говорил тебе правду, – проворчал я. – Ночью мне пришла мысль успокоить всех… Ну и вот что получилось. Я же не знал, что так получится.

– Но зачем ты наплёл на себя дело и временно опозорил меня и отца? Без этого можно было бы обойтись.

– А зачем все говорят на Пашку? – спросил я маму.

Мама покраснела и не знала, что ответить.

Васильков снял трубку и набрал номер.

– Лескин? Я говорю. В срочном порядке наведи справки по комиссионкам о сданных вчера и сегодня чернобурках. Что, что?.. И в зоопарке наведёшь, если потребуется… Советую не шутить. Дело сложное… А вы, товарищ Царапкина, можете идти. Я ещё поговорю с ребятами.

Лицо у мамы просветлело, но только она хотела уйти, как в коридоре снова послышалась возня и чей-то отчаянный рёв. Васильков устало закрыл глаза.

На этот раз, чего уж я совсем не ожидал, тётка за ухо ввела в комнату упирающегося Гарика. Она подтащила его к Василькову.

– Вот, товарищ капитан, увезите его отсюда в больницу. Сбежал вчера с носилок. В дизентерии подозревают. А этого, – она ткнула в меня пальцем, – судить надо за отравление. И школьный сад он обчистил.

Мама закусила губу. Маринка не знала, что мне сказать от негодования и обиды, а Пашка заявил:

– Ваш Гарик сам его обчистил! Как подлец! А Серёжка не пошёл. Он только струсил сказать. Мне такие Гарики известны. Любят за чужими спинами прятаться!

– А сам? А сам? С кем ночью по саду лазил? Я всё видел! – Гарик мстительно уставился на Пашку.

Маринка вынула из-за пазухи фотослед, встала на коленки и, хотя Гарик отчаянно брыкался, примерила его сандалии к фотокарточке.

– Ответишь перед всей школой! А ты, – сказала мне Маринка, – сам не пошёл? Думал чистеньким остаться? Думал, за дежурство всё простится?.. Все мальчишки противные! – Маринка разрыдалась. – Как я их ненавижу!..

У меня тоже навернулись на глаза слёзы: я ничего этого не думал.

– Зачем он его отравил? Чтобы следы замести? – пристала тётка Гарика к маме.

Пашка что-то доказывал Василькову. Гарик заревел от злости, я бросился на него, мы покатились по полу, нас стали разнимать, поднялся такой шум, что в комнату прибежал испуганный майор. Васильков доложил ему: