Юз Алешковский - Кыш и Двапортфеля [сборник]

– Товарищ майор! Очень сложное дело по трём заявлениям на Царапкина. Кроме того, оговор, и самооговор, и отравление. Всё раскрыто, кроме чернобурки. Расследую лично, – он тихо добавил: – Очень сложное дело.

– Рад, что вам интересно, – сказал майор. – Где Царапкин? Тише, граждане! Ведётся следствие. Нельзя же так кричать!

Я встал с пола. Майор с интересом смерил меня взглядом с головы до ног.

– Хорош… Царапкин! – удивился майор. – Продолжайте следствие!

– Есть! – ответил Васильков и набрал 03. – Скорая помощь? Срочно в Четвёртое отделение милиции… Дизентерия. По подозрению… Несовершеннолетний… От ворованной клубники… немытой… Да, да, вчера сбежал с носилок, весь зелёный… Хорошо, держим…

– Да-а… – сказал майор и ушёл.

Гарик бросился к двери, но Пашка схватил его за руку.

– Мне туда-а-а! – завопил Гарик.

Васильков вызвал дежурного милиционера и попросил:

– Проконвоируйте больного в одно место… Очень лживый у вас племянник. Как же это? – сказал он тётке Гарика, когда конвоир увёл его.

– Теперь соображаю! Я заснула, а он сбежал ночью в сад. Как же я угляжу? Проклятье какое-то… Сами в дом отдыха, а я с ним мучайся… Пускай лежит в больнице, пока не приедут. Нет моих сил… А этого всё равно привлечь надо! – раскричалась тётка. – Вдруг он умрёт?.. Если каждый начнёт ягоды в рот впихивать целыми корзинами, знаете что будет?

– Я же не хотел заражать его дизентерией, – заметил я.

– С какой целью ты обкормил Тюрина клубникой? Тоже с благородной? – спросил Васильков.

Я молчал.

– Серёжа, только не лги! – сказала мама.

– Думал, всё будет шито-крыто. Ответите оба… Ответите! – пообещала Маринка.

– Клянусь, я его ненавидел, как общего врага! Я не хотел заметать следы!

Тут приконвоировали Гарика. Он старался не смотреть всем нам в глаза. Тётка пригрозила ему кулаком, а мама пристала к Пашке:

– Ты должен был заявить всему дому: я не виноват. И не было бы всей этой комедии. Вернее, трагедии.

– Нечего мне заявлять. Хочу, чтобы просто верили, – сказал Пашка. – До каких пор мне не будут верить?

– И правильно! – поддакнул я. – Он и так в высшей степени порядочный человек!

В это время загудела сирена. Гарик вздрогнул. Немного погодя в комнату вошли две санитарки и врач.

– Вот больной, – сказала тётка. – Связать его надо!

Санитарки крепко взяли Гарика под руки. Он вырвался.

– Ничего себе больной! – сказала врачиха.

Санитарки снова поймали Гарика. Его тётка вдруг всхлипнула и сказала:

– Присядем… на дорожку.

Почему-то мы все, и санитарки с Гариком, и врачиха, присели на стулья, а Васильков на краешек стола. Потом тётка встала, и мы встали, и Гарика повели в «Скорую помощь».

– Вот выйдет из больницы, – сказала Маринка, – мы тебе и ему трудовое наказание устроим.

Я покорно кивнул головой.

Вдруг в комнату вошёл участковый.

– Ага! Сам явился! – сказал он Пашке. – Ну и двор мне достался, Васильков!

Васильков отвёл участкового к окну. Я услышал, как он говорил ему:

– Ты пошёл по ложному следу. Нельзя так. С ребятнёй нужно по-другому. Не думай… Эта работа не так уж легка и не так уж неинтересна. Очень сложное дело. Пашка ни при чём… – Васильков сказал это строго, как ему самому раньше майор.

– Сигналы были… – оправдывался участковый.

– Товарищ Васильков! – подошла к ним мама. – Я считаю, что дети должны быть реабилитированы. Если это в ваших силах.

– Хорошо. Вы попробуйте собрать членов домкома, а я загляну к вам часа через два. Кстати, мне необходимо побывать на месте преступления, – сказал Васильков.

– Я совсем забыла, – воскликнула мама, – во дворе сегодня собрание в честь пятидесятилетия творческой деятельности нашего дворника! Да, да! Висит объявление.

– Отлично. Я зайду. И потолкую со взрослыми. Пока, – Васильков говорил важно и не спеша, как будто старался показаться старше.

Пашка, Маринка и мама вышли из милиции первыми. Я уныло брёл за ними и около кино под часами неожиданно наткнулся на парня в ковбойке, который из-за моего вранья попал в милицию. Он стоял спиной ко мне, согнувшись от переживаний, а девушка – наверно, его любимая – строго выговаривала:

– С человеком, который в свои двадцать лет попадает в детские комнаты, у меня не может быть ничего общего.

Я остановился.

– Но ты же сама опоздала… – тихо сказал парень. – Это трагическая случайность. И я не виноват. Я даю честное слово!

– А зачем ты принёс справку?

– Я… я… – замешкался парень. – А вдруг бы ты не поверила?

– Я верю тебе без справок, ребёнок! – сказала его любимая.

«Молодец!» – подумал я, обрадовавшись, что из-за меня не рухнуло их чувство, подошёл к ним и сказал:

– Не обижайтесь. Это я виноват. Но всё получилось случайно. Бывают же случайности. Правда?

– Нам это известно лучше, чем тебе. Нину я встретил благодаря чистейшей случайности. Если бы не случайность, мы бы никогда…

– Пошли! – засмеялась Нина и увела парня.

По дороге домой я заглянул в ювелирный магазин, который, как сказал Васильков, не переходил на самообслуживание из-за таких людей, как я.

В магазине было много народу. Я посмотрел на палехские шкатулки, на фигурки из слоновой кости, на всякие вазы, браслеты, часы, рубины, бриллианты и обручальные кольца. Молодой продавец прямо сверлил меня глазами и, кажется, подготавливался к броску, ожидая кражу. Я подошёл к нему и сказал:

– Если бы все люди были такими же честными, как я, ваш магазин давно бы перешёл на самообслуживание. До свиданья!

– Не желаете ли купить диадему для своей няньки? – ехидно спросил продавец.

– Нет, – сказал я серьёзно, – мне нужны полупроводниковые диоды. У вас их нет. Жаль, – и ушёл из магазина, даже не обернувшись.

Когда я пришёл во двор, мама говорила Пашке:

– И ты не обижайся, ради бога, что я плохо о тебе думала. Я же не злая тигрица, в конце концов. Знаешь, сколько вы нервов нам вымотаете, пока мы вас в люди выведем. И ты не имел права думать о побеге. Надо было защищаться до конца. ты уже взрослый и перенёс немало. Твоя мама может быть спокойна, а я… Из-за его переэкзаменовки у нас срывается отпуск, и тут ещё эти истории… В общем, не обижайся.

Пашка слушал её покрасневший и довольный.

– Буду опять сторожить, – сказал я Маринке, уже прыгавшей по «классикам». Она молчала. – Неужели не понимаешь, что я случайно его не удержал?

Она молчала.

– Ну вот скажи! Ты и я поженились и уже старики. Я играю в лапту и выбиваю мячом стекло. А ты заковыляешь к домоуправу жаловаться? Так?

– Во-первых, не заковыляю. Во-вторых, мой муж будет смельчак и сам признается, что выбил стекло. В-третьих, я не собираюсь на тебе жениться, – сказала Маринка, прыгая на одной ноге, и я понял, что ей противно со мной разговаривать.