Юз Алешковский - Кыш и Двапортфеля [сборник]

Витька испуганно кивнул и взялся за насос. Потом он глупо попробовал перепустить воздух из мяча обратно в шину. У него, конечно, ничего не вышло.

«Сделанного не воротишь…» – подумал я мрачно.

Дома я поставил стакан чая, сковородку с картошкой на край своего столика, положил перед собой тетрадь для диктантов, включил приёмник и стал ловить приятный голос вчерашнего диктора. Я сразу поймал его и обрадовался, забыв всё на свете.

Сначала диктор читал про положение на Кипре, потом про европейский общий рынок и про новый спутник.

Я одной рукой быстро писал, а другой ел картошку. Потом диктор передал сообщение про остров, на котором находятся богатые плантации гвоздики, и сказал, что колонизаторы больше не воруют у жителей гвоздику и она вся принадлежит народу.

Я нечаянно написал вместо «гвоздика» «клубника», расстроился и представил Гарика в нашем саду. На нём колонизаторский шлем, колонизаторские шорты, он топчет грядки и ест клубнику, а весь наш класс гнётся в три погибели и падает от жары и усталости…

Я выключил приёмник. Правильно однажды сказал отец: «От себя никуда не уйдёшь!»

Я задумчиво написал в тетрадке слова владельца «Победы»: «Мнимое благородство с точки зрения высшей нравственности» – и вздохнул. Да-а, мне было ясно, что что-то внутри меня будет тоскливо давить и давить, если я, как древний грек, не разрублю гордиев узел дамокловым мечом.

Рубанув с размаху по воздуху так, что заныло плечо, я позвонил в квартиру Вальки на нашем этаже. Валька открыл дверь. Я прямо в лоб спросил его:

– Если бы к тебе подошёл человек и позвал на нехорошее дело, что бы ты ответил?.. Призови на помощь все свои умственные способности! – вспомнил я любимое выражение нашего завуча.

Валька наморщил лоб.

– Я бы ответил: «Дурак».

– Это я и без тебя знаю. А если бы он сам пошёл?

– Если шпион, я бы ему: «Руки вверх!»

– А если он из твоего класса?

– У нас нет в классе ни одногошенького шпиона! – гордо заявил Валька.

– Скучный ты человек, – сказал я и стал спускаться по лестнице.

Валька шёпотом спросил, перегнувшись через перила:

– В вашем классе шпион? Он империалистам выдаёт, сколько у вас двоек?

– Это не является военной тайной, – презрительно сказал я, но добавил: – Диверсант у нас в классе.

Валька со страхом и уважением посмотрел мне вслед и наконец сообщил:

– Я открытие сделал… Эй! Я видел, как один зверь превратился в другое животное! Не веришь?

Тогда я не обратил внимания на эту чепуху, потому что Валька целыми днями возился со своими птицами, рыбками, белыми мышами и вечно хвастался какими-нибудь открытиями. И вообще мне было не до него. Разрубать узел – так разрубать разом!

Асфальт во дворе нагрелся и был сухим, как будто я его совсем не поливал. Пенсионеры стучали фишками, но приладили над столиком большой зонт для защиты от солнечного удара.

А Пётр Ильич продолжал разгадывать кроссворд. Я, собравшись с духом, спросил у него:

– Пётр Ильич! Если бы к вам подошёл товарищ, который с самых яслей, и пригласил на нехорошее дело… Что бы вы сказали?

– Э… э… – задумался Пётр Ильич и радостно воскликнул: – «Ракурс»!

– Кто это такой? – поинтересовался я.

– Конечно, «ракурс»!.. Определённое положение. Тогда по вертикали выходит «абракадабра», а здесь «контрапункт» и «Семашко»!

– Так что бы вы ему сказали?

– Вот, батенька Семашко, и встали вы на своё место! – радовался Пётр Ильич.

– Товарищу что бы вы сказали? – не отставал я.

– Так-с, так-с… Товарищу? – Пётр Ильич посмотрел на меня поверх очков строго и изучающе. – У меня не может быть таких товарищей. Это – раз. Во-вторых, я честно прожил свою жизнь и без ложной скромности смею утверждать: внешне произвожу впечатление в высшей степени порядочного человека. А также внутренне. Меня никто не приглашает на грязные дела. Рыбак рыбака видит издалека… – Пётр Ильич помолчал. – Город в Африке можешь вспомнить? На букву «К».

– Касабланка!

– Нет!

– Катанга!

– Это не город.

– Конакри!

– «Ко» или «Ка»?

– «Ко»! – сказал я.

– Ого! У тебя прекрасная эрудиция. И грамотен ты весьма. А не ты ли завалил русский?

– Я…

– Как же это, батенька? А матери деньги теперь выкладывать репетиторам?

У меня слёзы навернулись на глаза от похвалы Петра Ильича.

– Я и без репетиторов выправлюсь, – сказал я. – Вот только разрублю гордиев узел дамокловым мечом…

– Прекрасная эрудиция, – удивился Пётр Ильич. – Кстати, передай матери, что я займусь с тобой. Только без денег. Неужели я произвёл на неё впечатление человека, репетирующего за деньги? Абсурд… Мы будем писать диктанты и бродить в дебрях кроссвордов. Это развивает грамотность… Нашлась лиса?

– Вчера я был к ней не причастен, а сегодня причастен, – сказал я загадочно и заторопился в милицию. Я решил обо всём рассказать в детской комнате и попросить помочь мне и Пашке.

Сначала я почти бежал по улице: так было легче не струсить и не вернуться обратно. Но на полпути почувствовал, что не струшу, пошёл не спеша и около аптеки неожиданно встретил Гарика. Заметив меня, он хотел спрятаться за газировщицу, но я крикнул: «Эй!», замахал руками, и ему пришлось с кислым видом дожидаться, пока я подойду. Я обрадовался, что он жив, хотя и нездоров.

Лицо у Гарика было каким-то серо-зелёным, а волосы на голове свалялись.

– Всё из-за тебя… – сказал он, скривившись.

– Что? Что из-за меня? – прикрикнул я.

– Живот. Вот что. Даже слону от корзины клубники стало бы плохо. И сутки ничего не ел.

– Не надо было лазить! Если бы я тогда заставил тебя съесть чучела малиновки и трясогузки, ты бы в сад не полез, – сказал я. – Ведь ты кто? Ты колонизатор. Туземцы сажали, сажали гвоздику, а ты один её ел. То есть он ел гвоздику, а ты клубнику. Понял? И у тебя, – я наклонился к уху Гарика, – знаешь что болит?

– Что?

– Не живот, а совесть… И будет болеть, пока ребятам всё не расскажешь. Лучше расскажи сам. Простят в последний раз.

– А ты? – хитро спросил Гарик.

– Что я?

– Я ночью домой боялся идти, чтобы не увезли… И видел, – Гарик толкнул меня, – сам с Пашкой по саду лазил! Ага! Съел? Сам признавайся сначала! И про лису!

У меня дух захватило от того, что он так думал.

Мы чуть не сцепились. Газировщица крикнул нам:

– Кыш! Оболью, как петухов! Кыш!..

– Колонизатор проклятый! – сказал я и пошёл в милицию, не оглядываясь.

У подъезда я заволновался, но сказал вслух: «Вперёд!» – и прошёл мимо дежурного по коридору к детской комнате. Я бывал в ней, когда мы регулировали движение пешеходов. Я тихо приоткрыл дверь и бочком вошёл в комнату. У окна разговаривали двое милиционеров. Один – майор, другой – старшина. Они не обратили на меня внимания.