Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

Из числа людей, стоявших на помосте, выступил согбенный старец в черкеске. Лоуа почтительно отступил, давая ему место. Старик передвигался с трудом, опираясь на алабашу, но, взявшись за перила, выпрямился и обвел собравшихся зорким взглядом.

— Слово к вам имеет наш земляк, старейший житель этих мест, уважаемый Дзапш-Ипа, — сказал Лоуа.

Но он мог бы и не говорить — этого человека знали все, от мала до велика на всем побережье. Старик обратился сначала к Лоуа:

— Председатель, я слышал, что люди в Поволжье уже умирают от голода. Правда ли это?

— Да, дадхейт [36] Дадхейт (абх.) — почтительное обращение к старшему. , — кивнул Лоуа, — такие случаи уже есть.

— Что же ты молчал об этом? — спросил старик. — Что же он молчал об этом? — повторил он вопрос, обращаясь уже к толпе. — Или боялся омрачить наши сердца? Напрасно. Пусть наши сердца еще сильнее отзовутся на чужое горе и ожесточатся против тех, кто останется равнодушным к нему. Земляки! — продолжал он. — Мы не можем обойтись словами сочувствия, ибо камень, катящийся с горы, не остановишь словом привета. Нужно доброе, щедрое сердце, нужны и добрые руки, которые соберут до последнего зерна урожай кукурузы и проса, соберут и высушат фрукты в наших садах и с окрестных гор, и тогда у нас будет чем помочь нашим страдающим братьям. Так случается, что бог дает хлеб одному, а аппетит другому. Раньше мы говорили: «Пошли бог такую беду соседу, а не нам». Отныне беда соседа — наша беда. Когда получаешь деньги за свой труд — вспомни о голодных; когда кормишь своих детей — не забывай обо всех детях! Я все сказал. Мир вам, земляки!

Площадь проводила его восторженными возгласами.

Митинг окончился. Народ начал расходиться, но часть людей уплотнилась возле помоста, где комиссия, выбранная из числа активистов, начала сбор пожертвований.

Федя схватил Аджина за руку и увлек туда, где маячила светлая голова Василида. Он сидел на краю помоста.

— Василид, здорово! — окликнул его Федя. — Ты как здесь оказался? Послушник испуганно вскинул глаза, но, узнав мальчиков, приободрился.

— Здравствуйте… Дело есть, вот и пришел.

— Пойдем с нами, — предложил Федя. Василид помедлил.

— Вот покончу с делом, а там видно будет.

Он слез с помоста и встал в очередь к столу ПОМГОЛа.

Мальчики стояли поодаль. Когда настала очередь послушника, они подошли ближе и увидели, как тот выложил на стол перед комиссией несколько денежных бумажек.

Аджин даже присвистнул: ни ему, ни Феде еще не доводилось держать в руках столько денег.

— От кого писать? — спросила девушка в красной косынке.

— От раба божьего Василида, — ответил мальчик и поспешно отошел.

Федя с любопытством смотрел на маленького послушника. Аджин остался верен себе.

— Где столько денег украл, дорогой?

— Не ворую, отец игумен подарил.

— Ничего себе подарочек… — выдохнул Федя. Он машинально пошарил в пустых карманах.

Втроем они не спеша направились в город. Аджин развлекал нового приятеля разговорами; Федя шел опустив голову, о чем-то сосредоточенно думал. Затем стал многозначительно поглядывать на своих товарищей.

— Ты чего? — спросил наконец Аджин.

— Надумал кое-что… Давайте присядем.

После окончания митинга враз потянулись к небу пронизанные предзакатным солнцем дымы очагов. От ближнего дома нестерпимо вкусно пахнуло жареным луком. Мальчики проглотили слюну. Отвлекшись от своих мыслей, Федя мечтательно сказал:

— В меня бы сейчас влезло ведро мамалыги…

Аджин вдруг овладел инициативой:

— Пойдем! — Он схватил за руки приятелей и потащил назад. Федя попытался остановиться.

— Куда ты?

— Идем, идем, дорогой… ужинать будем, там и скажешь, что придумал.

Ребята миновали окраину и вслед за Аджином начали подниматься по тропе, петлявшей среди кустов ежевики и смилакса. Тропой пользовались, как видно, не часто, но Аджин шел без остановок, уверенно поворачивая в нужных местах.

Спустя несколько минут маленькая компания оказалась на ровной площадке, окруженной деревцами лавровишни. По ее краю пробегал ручеек, в центре виднелись следы костра. Федя с Василидом переглянулись: местечко было замечательным.

У Аджина вид был таинственный и важный. Он распорядился:

— Ищите дрова, огонь разжигайте, а я скоро вернусь.

Костер уже пылал, когда Аджин появился из зарослей с охапкой кукурузных початков. Свалив их небрежно у костра, он вслед за этим опустошил свои карманы, и на земле выросла горка грецких орехов. Федя подозрительно оглядел это богатство, но Аджин, глаза которого светились плутовством, предупреждая вопросы, сообщил:

— Немного времени пройдет — жарить будем, ужинать будем. — Затем, обращаясь к Феде, великодушно разрешил: — Теперь скажи, дорогой, что придумал.

Сообщение, на взгляд Феди, было настолько значительным, что он поднялся с земли.

— Аджин и ты, Василид, слушайте! — Он выдержал паузу и оглядел приятелей. — Я предлагаю отыскать клад и пожертвовать его в пользу голодающих.

Аджин с Василидом уставились на Федю. Затем, почти одновременно, спросили:

— Где отыскать?

— На Святой горе, в крепости.

— Откуда знаешь, что он там есть? — спросил Василид.

— Его дед, — Федя указал на Аджина, — старый Алхас, об этом говорил — вот откуда. О том, что клад найден, никто не слыхал. И некуда ему больше деваться, лежит в земле или в стене замурован и ждет счастливчиков.

Он говорил с таким видом, будто стоит взяться за лопату, и копай золото, как картошку. Обращаясь к Василиду, он продолжал:

— Еще в тот раз, когда мы в крепости были, я говорил Аджину, что здесь клад должен быть. А его дедушка подтвердил — сто лет назад был спрятан правителем этих мест.

— Сто лет прошло, — с сомнением проговорил Василид, — и никто его не унес?

— А кому уносить? Сам князь при бегстве зарезан, а тех, кто прятать ему помогал, он прежде сам уничтожил…

Никогда еще Феде не приходилось произносить таких длинных и пылких речей. Он обрушил на головы приятелей множество историй, вычитанных из книг Стивенсона, Эдгара По, Марка Твена, Ирвинга, о пиратах, разбойниках и контрабандистах, о сокровищах и кладах. Были в его рассказах и сундуки со слитками золота, и шкатулки с драгоценностями, и пузатые бочонки с заморскими монетами, и пухлые мешочки с золотым песком. Много было сказано о счастливых обладателях этих сокровищ и о благодеяниях, совершенных ими.

Его волнение передалось друзьям. Очарованный, восхищенный послушник с жадностью ловил каждое слово. Аджин сверкал глазами и ерошил свою и без того косматую шевелюру, что служило у него признаком возбуждения. Впрочем, он не забывал и о деле. Когда костер прогорел, Аджин разгреб горячую золу и, уложив в нее кукурузные початки, засыпал сверху той же золой.