Герман Коробейников - Пещера Рыжего монаха

Оставшийся на камнях человек, осторожно ступая, отыскал вход в башню, вошел в нее, зажег керосиновый фонарь и по полуразрушенным ступеням поднялся на второй этаж. Здесь, выбрав место в углу, он улегся прямо на каменный пол, подложив под голову дорожный мешок.

Он спал чутко и недолго. Когда проснулся, в узкие амбразуры башни косыми лучами вливался утренний свет; переходя от одной амбразуры к другой, человек оглядел окрестности. Увидев на дороге группу людей, шедших в сторону города, он оживился.

Быстро спустившись к воде, он разделся и, держа одежду над головой, перешел вброд на берег. Здесь он умылся и проделал несколько гимнастических упражнений.

Приезжий был статен, высок ростом, и, если бы не густая длинная борода, ему можно было бы дать лет сорок. Когда он снова облачился в поношенный костюм, надел на плечи котомку и взял в руки посох, то стал похож на паломника.

Держа сапоги в руке, он вышел на дорогу и, присев, начал обуваться. Группа людей поравнялась с ним.

— Мир в дороге! — приветствовал он их.

— Спаси Христос! — ответил идущий впереди старик. — На богомолье? Идем с нами.

Ночной пассажир легко встал и охотно зашагал с паломниками.

— Впервой, соколик, на Святую гору идешь? — спросила его шагавшая рядом старуха.

— Да, впервые.

— А я уж в который раз… Раньше сюда видимо-невидимо православных шло, а нынче не то — отходить стал народ от поры… Что лечить-то будешь?

— Зубы, — усмехнулся незнакомец. Но старуха приняла его ответ всерьез:

— Святой водой пополощешь да Варваре Великомученице помолишься — все и пройдет.

— А если малярия схватит, тогда как?

— От лихорадки Василий Новый помогает, от запоя — святой Вонифатий…

Не слушая старуху, незнакомец бросал взгляды по сторонам. Он узнавал пейзаж у дороги. Воспоминания были не из приятных: здесь он безуспешно пытался поднять свой батальон в контратаку. Красные не отпускали их, висели на хвосте, так что с английских крейсеров, поддерживавших отступающих, несколько снарядов попало в расположение его батальона.

Казалось, после горечи поражения, которую он познал тогда, не будет сил для дальнейшей борьбы. Но вот он опять в этих местах, и волнующее чувство опасности вновь будоражит душу. За этот дивный уголок земли проливали кровь финикийцы и египтяне, греки и римляне, воины Митридата и генуэзские наемники. Теперь и ему предстояло включиться в эту непрекращающуюся борьбу.

Дорога миновала небольшую седловину и вышла к первым домикам городка. Вдали, на склоне горы, уже виден был монастырь. Возбуждение овладевало незнакомцем, ему приходилось сдерживать шаг и горбиться, чтобы не выделяться из группы паломников.

Вышли на улицу, тянущуюся вдоль моря. Взгляд незнакомца упал на вывеску духана «Отдых под чинарой».

«Хорошо бы послушать, о чем говорят в городе, — подумал он. — В духан зайти, что ли? И позавтракать, кстати, не мешает». Но быть одному — значило привлекать к себе внимание.

— Отец, — обратился он к старику-попутчику, — давай зайдем перекусим.

— Не по карману мне деньгами сорить… Да и нехристи небось там одни сидят, — ответил старик.

— Сделай милость, составь компанию, я угощу. Здесь, говорят, кефаль отменная.

— Разве что и правда, рыбки отведать…

В духане за столом сидели охотник Тагуа, кузнец Астан и еще несколько горожан. Им прислуживал Аджин. Юсуф, кланяясь, сколько позволял ему шарообразный живот, проводил новых посетителей в угол и смахнул грязным полотенцем пыль со скамьи. Они заказали по порции жареной кефали.

Охотник продолжал рассказ, прерванный паломниками.

— Знаете Харихан? Ту, что в Эшерах живет?

— Знаем, знаем! — отозвалось несколько голосов.

— Так вот, работала она в саду и на тебе — откопала старинную золотую монету! Обрадовалась, сторговала на это золото у князя корову: детей у нее трое, молока не хватает. А тамошний священник прослышал о монете и уж тут как тут. «Пожертвуй, — говорит, — эти деньги на храм божий — зачтется во спасение души». И так умело обхаживал, что совсем было уговорил бедную вдову. Да тут, видно, сам бог ее вразумил. «Давай, — говорит она, — лучше сделаем так: я куплю у князя корову, а уж князь пусть пожертвует эти деньги на храм». Так и ушел поп ни с чем.

— Господи благослови и помилуй! — донеслось из угла, где сидели паломники.

Это восклицание потонуло во взрыве смеха, а Аджин приметил, что тот из паломников, что постарше, сидит, зло посверкивая глазами.

— Да, — отозвался кузнец, — попы уж если пронюхают, что у кого-то из прихожан завелись денежки, тянутся к ним, словно шакалы к курятнику. Здешние монахи тоже в этом деле не последние, даже за воду им плати…

— Боже, неужели нет святого места на грешной земле! — снова донеслось из угла.

— Ты что-то сказал, почтенный? — обернулся к паломнику Астан. Тот раздраженно ответил:

— Я пустился в дорогу, чтобы уйти от мирского безобразия, достиг святой земли, но и здесь слышу оскорбление господа!

— Успокойся, старик. Это дело хозяйское — иди куда вздумается. Но отцы наши и деды жили на этой земле и не подозревали, что она какая-то особенная. Жили себе, работали, детей растили. Наши священники и монахи такие же, как везде. И свет был бы слишком удобен для них, если бы мы позволили им окончательно сесть себе на шею. Может, мы и не очень усердные христиане и магометане, но зато с недавних пор живем в мире между собой: сидим вот за одним столом…

— То-то я и говорю, — прервал его старик, все больше распаляясь, — нехристи вы все! Сидите бражничаете, и нет среди вас твердых в вере христиан, чтобы обращать идолопоклонников в святую веру, а поганых магометан изгонять с этих святых берегов…

Настороженная тишина последовала за его словами.

Спутнику старика было явно не по себе, его лицо выражало беспокойство и досаду.

— Да, — нарушил молчание Тагуа. — Я христианин, и если верить тебе, старик, то лишь потолок отделяет меня сейчас от неба…

— Не богохульствуй! — закричал старик. — Не царствие небесное, а муки адовы уготованы тебе, грешнику!

— Да уж лучше в ад, чем с тобой. Ты-то небось в рай метишь?

Эти слова вызвали у присутствующих смех.

— Господи! — взмолился паломник. — Не отдай на посрамление раба твоего! Что за времена настали: власть в руках смутьянов, разбойников, церкви разрушителей!..

Его товарищ поднялся и, не говоря ни слова, покинул духан.

— Ну вот что, божий человек! — Тагуа ударил по столу ладонью. — Замолчи, или даже твои седины не спасут тебя. Иди своей дорогой, не порть нам застолья.

Голос его прозвучал так грозно, что богомолец поспешно засобирался, вышел и уже за дверью плюнул с ожесточением. Своего товарища он не нашел.

Отвязавшись от, не в меру, говорливого старика, пассажир фелюги почти бегом удалялся прочь от духана.